Скитники

— Нет пуще услады на белом свете, чем баня! Чувствуешь себя после нее словно ангел! — заключил профессор, выходя во двор.

После вечери в чисто выдраенную поташем горницу Маркела потянулась братия.

Корней в деталях рассказал собравшимся о том, что повидал. Всех опечалила весть о безлюдстве и запустении южных староверческих поселений. Григорий, дополняя, поведал, что династия Романовых иссякла, о новых порядках, насаждаемых в России, о небывалом даже при царе-антихристе притеснении и хуле церкви, вселенском разброде и крушении вековых устоев.

— Это все отголоски раскола. Если б не раскол, то и смуты нынешней не случилось! Ведь до раскола все мы были вместе, как един кулак, а Никоновы новины брожение да шатания в народе посеяли. Вот и разладилось все, — с болью заключил наставник.

— Скорбно и печально было мне зреть прежде повсеместное падение благочестия, а у вас тут благодать и согласие. Вижу великую к вере ревность и многие добродетели забытые. Народ опрятен, чист, и не только в одеждах, а и в мыслях. Но более всего меня в вашей общине восхитило уважительное отношение к старикам, — продолжал профессор. — В городе, к сожалению, это давно утеряно.

— Мы, конечно, не святые. Яко все человеки согрешаем, но в службах у нас все по первоисточным неправленым книгам. Без единого упущения, — ответил польщенный Маркел.

Горестные новости, конечно, огорчили братию, но несколько утешило то, что у них появились новые сотоварищи. А еще все были рады редкостным книгам, огневым припасам и новой партии соли.

Стариков приятно изумило, что Лешак жив и с благодарностью вспоминает о них.

— Батюшки, а я был уверен, что он давно сгинул!

— Эта бестия крепкого покроя. Он еще нас переживет!

Григорий, с дозволения Маркела, прочитал замечательную проповедь об огнепальном богатыре духа — протопопе Аввакуме. Чем еще паче расположил к себе старцев. От свежезаваренного земляничного чая ученый вежливо, но твердо отказался:

— Вареная вода только в бане хороша!

При виде столь строгого соблюдения уже забытых правил собравшиеся окончательно признали ученого мужа своим. Кто-то из стариков деликатно осведомился у него о происхождении.

Выяснилось, что род Григория возник во времена давние, в летописях теряющиеся. Но самым поразительным было то, что его мать приходилась двоюродной сестрой князю Константину. Повспоминали по этому случаю давно покинутый Ветлужский монастырь, своих единоверцев, оставшихся там. Здравствует ли кто из них еще, или тлен уж косточки выбелил?

Ночью Корнея разбудила неясная тревога. Поначалу смутная, словно невнятный шепот, но чем ближе к утру, тем все более явная и отчетливая.

— Неужто с дедом что случилось?!..

К его хижине Корней бежал что есть мочи. Следом трусил Потапушка. Ветер, будто торопя их, дул все время в спину.

Простак поднялся навстречу тяжело и неуклюже. Приличия ради, вяло махнул хвостом и тихонько проскулил.

Старец лежал на топчане со сложенными на груди руками. Костяшки суставов резко выделялись на худых кистях. Глаза, казалось, утонули в кустистых, до сих пор не тронутых сединой, бровях. Белые волосы и длинная борода ярко светились под лучами солнца, падавшими на них сквозь раскрытый дверной проем. Корней пощупал лоб — холодный.

— Опоздал!!! Что ж ты, деда, не дождался?! А я ведь привел в скит двоюродного племянника столь любимого и почитаемого тобой князя Константина.

В лачугу осторожно протиснулся пес. Потерся тусклой шерстью о ноги Корнея и, переводя грустный взгляд то на лежащего хозяина, то на гостя, вновь заскулил. «Плохо мне, ой как плохо», — говорили выразительные глаза собаки. Тут в хижину буквально вкатился лохматый медвежонок. Подскочив к лежащему старцу, он лизнул ему лицо. Веки у Никодима вздрогнули. Он приоткрыл глаза и узрел перед собой… клыкастую пасть:

— Господи, неужто я в аду?

Старец осторожно приподнял голову и, увидев стоявшего рядом Корнея, чуть слышно прошелестел:

— Здравствуй, радость моя!

Корней бросился к деду, обнял его, трижды поликовался с щеки на щеку и, захлебываясь от нахлынувшего теплой волной счастья, стал восхвалять Создателя за свершенное чудо. Потом они посидели, прижавшись друг к дружке, на топчане. Несколько оправившись, Никодим ласково погладил внука:

— Ну что, чадо любезное, рассказывай… Хотя погоди. Дай мне сказать, а то еще не успею, Господь призывает настоятельно… Прошу тебя, Корнюша, сохрани мои записки: летопись общины, полный травник и особливо лекарские наставления. Священные писания неправленые, первоисточные к Маркелу снеси. Простака не бросай. Стар он, да и служил верно… Жизнь впереди у тебя, даст Бог, долгая. Всяко может повернуть, но куда бы тебя ни бросало, будь великодушен и милосерден… Не укоряй людей даже при сильной обиде… Выпадет доля терпеть — терпи, как бы трудно ни было… Мой главный наказ тебе таков: в вере будь несломимым. В вере спасение… Коли иссякнет вера, жизнь померкнет… Как умру, сними с нательного креста ладанку, да осыпь меня сохраненною в ней землей с Ветлужского края…