Деррик остановился на полушаге, став похожим на кулика, поджавшего лапу, и выжидательно посмотрел на своего спутника. Рыжая псина еле слышно заворчала, недовольно косясь в сторону источника громких звуков.
Еще со времен бесшабашной юности Конан на собственной шкуре усвоил одно хорошее правило: не лезь в драку, пока не узнаешь ее причин. Вмешательство же в семейные или торговые ссоры никогда не доводило до добра. Чаще всего ссорящиеся немедленно объединялись против того, кто дерзнул оторвать их от такого занимательного времяпровождения.
Всё решило имя Эвана, запальчиво выкрикнутое одной из женщин. Раз ссылаются на Плоскомордого, значит, имеют к нему какое-то отношение. Кроме того, Конан, прожив на свете почти три с половиной десятка беспокойных лет, так и не научился справляться со своим любопытством. Впрочем, он и не слишком старался. Человек, лишенный интереса к жизни – почти то же самое, что стоячее болото.
– Пошли, глянем, – проворчал киммериец. Деррик без единого слова последовал за ним. Собака, не дожидаясь приказа, тяжелыми прыжками понеслась вперед и юркнула в щель между двумя соседними навесами. Оттуда немедленно раздался истошный вопль и чей-то призыв о помощи.
Конан и Деррик обогнули закрытую лавку, над которой болтался деревянный сапожок, и вышли к месту происшествия. Ссора к тому моменту уже напоминала залитый водой, но все еще не погасший костер. Участниками ее были три или четыре женщины, в которых безошибочно узнавались местные вилланки, и столько же мужчин, подозрительно напоминавших обычных вышибал. На земле валялось несколько перевернутых корзин, содержимое которых частично рассыпалось или было втоптано в пыль. Посредине, нагнув голову, стояла глухо рычавшая Чинкуэда. Судя по тому, что один из нападавших держался за руку и непрерывно охал, любимица Деррика уже успела пустить в ход зубы.
– Чинка, – окликнул собаку Деррик. Рычание прекратилось, короткий обрубок хвоста заметался из стороны в сторону.
– Погром или грабеж? – осведомился Конан, и тут же пожалел об этом. Заговорили все одновременно. Особенно старалась одна из женщин – толстушка средних лет, наверняка почтенная мать семейства и первая сплетница на всю деревню. Из ее горячей, но маловразумительной речи следовало, что им разрешили встать здесь, а потом заявились эти грабители, забывшие всякий стыд, и начали требовать с бедных женщин плату за право торговли! А они уже заплатили, как и положено – господам солдатам на входе. Они же не дурочки и понимают – городской казне с ярмарки тоже свое получить нужно. А эти головорезы слушать ничего не желали и грозили весь товар перепортить, если с ними не расплатятся. Чем же платить, спрашивается, если ярмарка еще не начиналась? А их сам господин Эван заверил, что, мол, торгуйте все дни спокойно… Что ж творится на белом свете, люди добрые?
– Подумаешь, Плоскомордый, – пренебрежительно заметил кто-то из вымогателей. – Тоже мне, отыскали покровителя, курицы щипаные… Слушай, тетка, или гони монету, или проваливай отсюда вместе со всем своим барахлом.
Голосистая торговка и ее приятельницы онемели. Деррик хмыкнул. Чинка покосилась на хозяина и оглушительно гавкнула. Конан с сожалением подумал, что сегодняшнее утро точно ознаменуется дракой. Он еще мог понять вора или мошенника, но вот таких вымогателей – никогда.
Крестьянка растерянно оглянулась в поисках поддержки, набрала побольше воздуху, чтобы заголосить… И тут в настороженной тишине прозвучал новый голос – глуховатый и насмешливый:
– Тетушка Агата, зачем же так надрываться?
Прислонившись к стене лавки, стоял Эван Плоскомордый и грыз большое желтое яблоко. Он был один или его охрана умела хорошо прятаться. Увлеченные спорщики не заметили его появления, и теперь женщины обрадованно загалдели, а вышибалы, переглянувшись, как бы невзначай выстроились полукругом. Конана и Деррика никто в расчет не принял, сочтя, что чужаки не станут вмешиваться в дело, которое их не касается.
Плоскомордый небрежно выбросил огрызок яблока через плечо и поинтересовался:
– И как это понимать?
– Ну-у… – не слишком вразумительно начал вожак маленькой шайки.
– А мне казалось, мы договорились, – тем же невозмутимым голосом продолжал Эван. – Вы больше мне на глаза не показываетесь, а я оставляю вас в покое. Нехорошо как-то получается: я-то уверен, что вы сидите тихо, а вы, оказывается, пакостите, обижаете моих друзей… Что будем делать, Ваго?
Ответа не последовало. Вряд ли вымогатели сожалели о сделанном. Скорее о том, что сегодня удача от них отвернулась и нужно как-то убраться подальше, желательно без особого урона для кошельков и здоровья.
– Эван, тебе помочь? – деловито поинтересовался Конан, прикинув возможное развитие событий. Четверо против одного (если Плоскомордый в самом деле шляется в одиночестве) – еще не безнадежно, но совсем невесело…
– Благодарю, капитан, это лишнее, – по-прежнему безмятежно отозвался Эван. – Сейчас эти господа расплатятся за причиненный ущерб, извинятся перед почтенными женщинами и тихо покинут ярмарку. Так, Ваго? Или я не прав?