Но и другие области человеческой деятельности занимали его ум. Николай Васильевич был тонким меломаном. «В виде отдыха он любил слушать музыку, — сообщает дочь, — в особенности одну из сонат Бетховена, Моцарта или прелюдии Баха». Дальнейшее описание его музыкальных вкусов создает описание того, что музыка играла в его жизни не случайную роль. Он явно неплохо разбирался в опере, а свою старшую дочь Ольгу отправил учиться фортепианному мастерству к основателю Московской консерватории, Николаю Рубинштейну. Возможно, это произошло не без влияния мачехи Ольги, Софии Александровны, которая была профессиональной пианисткой и лауреатом Международного музыкального конкурса Венской консерватории, но при несомненной поддержке нашего героя.
«Русская школа живописи его тоже очень интересовала, — пишет Ольга, — и он был одним из первых посетителей каждой выставки передвижников, восхищался Репиным, Суриковым, Поленовым, жанром Федотова, Маковского и других. Много художников скульпторов, литераторов дедушка знал лично».
Действительно, как уже говорилось, в гостеприимных стенах московской и петербургской квартир Склифосовских побывало множество знаменитостей, в том числе из мира искусства. Это художник Василий Верещагин, писатель Алексей Толстой, профессор химии и композитор Александр Бородин, известные скульпторы и архитекторы, с которыми он обсуждал проекты памятника Пирогову или клинического городка, влиятельные юристы… Всех, наверное, невозможно перечислить.
Николай Васильевич даже находил время на посещение Английского клуба, членом которого состоял многие годы. Возможно, этот факт каким-то образом помог ему, когда нужно было искать средства на его московскую стройку века.
Но в какую бы область его ни заводили любопытство и пытливый ум, он всегда старался глубоко вникнуть в суть предмета, будь это архитектурный проект, новинки русской оперы или жизнь птиц. Да, орнитологией он тоже интересовался. Узнав, что птицы уничтожают садовых вредителей, он проникся к пернатым глубоким уважением. Ольга пишет, что он «называл своими лучшими друзьями пташек, населявших сад. Он очень оберегал их: мальчикам было запрещено стрелять в саду. Кошкам был запрещен вход в парк и даже в усадьбу. Я всегда удивлялась, как дедушка знал напевы всех своих пернатых друзей. „Это иволга, а это щегленок“ — он знал всех по голосу».
Широта взглядов Склифосовского проявлялась не только в богатой палитре интересов, но и в независимости от предрассудков и от мнения большинства. Как уже говорилось, он стал рецензентом диссертации Варвары Кашеваровой-Рудневой, совершенно не акцентируя внимание на гендерной принадлежности автора, хотя в то время диссертация, написанная женщиной, казалась нонсенсом, независимо от содержания. Известен еще один характерный случай. В 1890 году в медицинской прессе появились статьи, направленные против стяжательства некоторых сотрудников известного профессора Григория Антоновича Захарьина. Сам Захарьин был этим обстоятельством чрезвычайно обижен. Легенды о гонорарах чудаковатого профессора ходили по всей Москве, однако почти никто не знал, что почти все деньги он тайно жертвовал на поддержку малоимущих студентов. Слухи укрепили стремление недоброжелателей убрать Захарьина из университета. Был составлен адрес с протестом, который подписали десятки профессоров. Склифосовский оказался среди пяти не подписавших. Его слово как декана оказалось решающим, и Захарьин был спасен. В этот день — в первый и последний раз — студенты устроили Склифосовскому овацию прямо на лекции, а не в операционной, как это бывало время от времени. Самое, наверное, удивительное в этой истории то, что Захарьин не принадлежал к близким друзьям Склифосовского, а напротив, считался его конкурентом по части богатой клиентуры, да еще и более удачливым.
Широкая натура нашего героя имела красивое внешнее проявление. Приезжая куда-то надолго, он всегда стремился расширить помещение для работы или даже построить новое — обязательно просторное и удобное. Так было со школой в Яковцах, так было в Москве с грандиозным клиническим городком, который поражал всех, в том числе и огромными — почти во всю стену — окнами, которые тогда выглядели очень непривычно. Тем же самым он занялся и вернувшись из Москвы в Петербург, в последний период своей активной профессиональной деятельности.