Скобелев, или Есть только миг…

— Ну и правильно, — проворчал Скобелев. — Шляются тут всякие господа в шляпах, бьют офицеров по мордасам — разве это порядок? — Вдруг остановился, потыкал пальцем в грудь Мокроусова. — Приказываю немедля подать прошение о допущении тебя к экзамену на офицерский чин. И сегодня же представить мне.

2

Суд чести предложил поручику Сампсоньеву немедленно подать в отставку и покинуть расположение дивизии. Не довольствуясь этим, Скобелев приказал собрать выборных нижних чинов и лично выступил перед ними.

Он говорил о славе русского оружия, о солдатской доблести и отваге, приводя примеры не столько из истории, сколько из личного опыта. Выборные слушали очень внимательно, но их сосредоточенные, замкнутые лица не выражали ровно ничего. Скобелев ощутил это дисциплинированное, показное внимание, улыбнулся невесело:

— Барам не доверяете? Всегда, мол, болтали, ну и пусть себе болтают? Ну, так я — не барин, я — генерал, то есть такой же солдат, как и вы. А дед мой был крепостным мужиком, на царской рекрутчине двадцать годков отломал и дослужился до офицерского чина за геройство при Бородине. «Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана…» — слыхали, поди? Ну, так вот, любой из вас может стать офицером, по крайней мере, в моей дивизии. Может, если будет примерным солдатом, верным долгу и боевому товариществу. О чем и прошу всем рассказать. Своим же товарищам солдатам, которые выбрали вас на этот совет.

Хотя последняя генеральская тирада и вызвала некоторое оживление, Скобелев проведенным совещанием остался недоволен. Интуитивно он чувствовал, что между ним и солдатами существует что-то недоговоренное, непонятное ему, какая-то стена, мешающая искреннему товарищескому общению. Он пытался выяснить причины этого непривычного для него недоверия, каждый вечер ходил к солдатским кострам, заводил беседы, но везде встречал странную, непонятно от чего возникавшую стену. Это было и необычно, и крайне неприятно для него: уж он-то доселе всегда находил с солдатами общий язык, беседуя с ними так, как привык беседовать со всеми — искренне, горячо и убежденно. Такое общение всегда вызывало радостное оживление и дружный отклик, внушало ему веру в особую преданность, в особую, «скобелевскую» стойкость его солдат. А сейчас что-то нарушилось, привычной искренности не возникало, равно как и прежних сияющих улыбок. Солдаты либо отмалчивались, либо отвечали с подчеркнутой тупостью и только по-уставному «так точно»: да «никак нет».

— Перестарались ваши ретивые фельдфебели, господа командиры, — сказал он офицерам, собранным через неделю. — Делают из наших боевых товарищей олухов царя небесного. До того замордовали солдата, до того затуркали, что он уж и улыбаться не решается. Поэтому прошу особо похлопотать о том, чтобы люди в ответах не были деревянными и чтоб задолбленными словами впредь не отвечали. Пусть лучше говорят бессвязно да свое, да чтобы видно было понимание, чем уставные слова болтать, как попугаи. Дружбы нет в окопной жизни нашей, а коли нет сейчас, так и в бою ее не будет.

Он не видел иной причины, кроме никчемной муштры, угнетавшей и унижавшей солдат. Это было просто, понятно и объяснимо. И неизвестно, как бы повернулась дальнейшая судьба 16-й пехотной дивизии, если бы однажды в офицерскую землянку не вошел Куропаткин с солдатским котелком.

— Вот из чего пекут солдатам хлеб, ваше превосходительство, — сказал он, поставив котелок перед начальником дивизии. — И вот вам — причина.

В серой, издававшей гнилостный запах муке ползали жирные белые черви. Скобелев долго разглядывал их и молчал.

— Так, — вздохнул он. — Красивые слова болтаем, а жрать то даем, от чего и свинья отвернется. Извольте ознакомиться, господа командиры.

Он отдал котелок офицерам, хмуро задумался. Потом сказал Млынову, не глянув на него:

— Мокроусова сюда.

Адъютант вышел. Скобелев продолжал угрюмо молчать, пока офицеры передавали друг другу котелок. А когда Млынов вернулся с порученцем, сказал отрывисто:

— Выяснишь, кто поставил это дерьмо и… Словом, без свежей муки не являйся.

Федор поклонился и вышел. Скобелев молчал, сосредоточенно размышляя. Землянка гудела возмущенными репликами офицеров.

— Позор, — вздохнул Скобелев. — Позор всей дивизии и прежде всего позор нам, господа. Виновные понесут наказание, но… Надо кормить солдат, а мой порученец когда еще доставит обоз. Значит… — Он неожиданно улыбнулся. — Вчера казначей выдавал жалованье, все получили? — Достал из внутреннего кармана пачку ассигнаций, бросил на стол. — Выкладывайте. Если кто успел проиграться за ночь, пусть платит выигравший. Это наша вина, а следовательно, и наш долг, господа офицеры. Алексей Николаевич, собери деньги и через маркитантов достань муку. Чтобы в ужин солдаты ели пышки!..

И, развернувшись на каблуках, быстро вышел из землянки.

3