Сколько ты стоишь? (сборник рассказов) [СИ]

Девчонка обрадовалась мне, как небесному посланнику. Жестикулировала, знаки какие-то показывала — я не понимала. Только записками кое-как и объяснились. То, что она королева, Тишу не волновало. Её волновал Дэниел. «Где Дэни?» Даже не дядя — Дэни.

Я орала на неё. Кричала, что если бы не её Дэни, я бы свернула её тонкую шею — и дело с концом. Кричала, чтобы она не смела даже называть, то есть, писать его имя. Что Дэни мой и только мой.

Потом стояла у распахнутого окна, делала вид, что рассматриваю дымящийся горизонт, и глотала злые слёзы.

Тиша, вместо того чтобы реветь в уголочке, всё время моей истерики непонимающе таращилась на меня. А потом тихонько подошла и обняла, прижалась к моей спине, как доверчивый котёнок. Я дёрнулась, попробовала освободиться, оттолкнуть девчонку. Но комок слёз в горле сделался таким громадным, что стало невыносимо дышать — я повернулась, стиснула девчонку, спрятала лицо в её серебристых, точь в точь как у Эрика, волосах. И разрыдалась.

«Тебе никогда не бывало одиноко?»

Наверное, именно тогда я и призналась себе, что хочу трон не потому что он означает власть. А потому что власть означает Дэниела. Я найду его, и он снова будет мой — если я стану протектором. То есть если я сохраню жизнь его девчонке. Всё просто.

А Тишу теперь пытались убить все, кому не лень. Ей подавали отравленную воду в трактирах, где мы останавливались. В её спальню врывались наёмники — четверо за одну ночь. В неё летели стрелы — чуть не из-за каждого куста…

Драгоценную глухонемую Тишу, дочь и племянницу шлюхи, я всё-таки привезла в столицу живой. И, так как ехали мы во главе трёхтысячного отряда Грегори, советники и судейская палата согласились готовить коронацию. А то они уже пытались убедить себя, что никакого завещания не было.

«Какая коронация?» — поинтересовался ночью Грегори, когда я, уложив Тишу в свою кровать, привычно дежурила у двери. «Елена, на троне будем сидеть мы с тобой. Девчонку надо убить — сейчас». Я объяснила, что убить Тишу нужно принародно, чтобы потом не возникло лже-Тиш. И тогда сесть на трон — законно. Грегори посмеялся, сказал, что Вейстеру вполне хватает и одного глухонемого недоразумения, чтобы ещё его двойников плодить. И пообещал подготовить убийство во время коронации.

Утром голову Грегори надели на пику солдаты моего брата, которому я, естественно, написала как только вырвалась из королевского дворца. Братец во главе армии гордо въехал в вейстерскую столицу, радостно улыбался обалдевшим вейстеровским советникам и с энтузиазмом подключился к коронации.

Месяц я терпела его присутствие во дворце — а народ терпел его солдат в своих домах. Потом, заручившись помощью советников и судей (которые с удовольствием задружили со мной против моего хозяйственного братца), выдворила его и его армию прочь из Вейстера.

Народ это отпраздновал и прославил королеву. Меня не славили — я же была чужеземкой, сестрой «этого проклятого» и, кстати, убийцей их короля. Но ещё протектором. Так что меня терпели. А я не теряла времени и, честно говоря, не гнушалась интригами, довольно грязными — что совсем не было мне внове.

Тиша жила вместе со мной. Я в прямом смысле не спускала с неё глаз и таскала, как куклу, на церемонии и приёмы. Я пробовала её еду, я укладывала её в свою постель. Я стерегла её с большей страстью, чем мать стережёт своё дитя. Дэниела, тем временем, искали. Эриковы шпионы, слуги, советники, — все клялись мне, что знать не знают никакого Дэниела. А кое-кто из советников приватно поделился со мной мнением, что даже если дядя королевы действительно существует, то его следует убить, потому что по закону именно он должен опекать племянницу.

Я понимала, что они правы. И, честно говоря, не могу сказать, что делала, если бы нашла Дэниела тогда. Нет, переспала бы с ним, естественно. А вот потом — потом, быть может, и убила. Его и Тишу. Это в лучшем случае.

Но Дэниела не было — не было нигде, как бы тщательно я ни искала, какую бы награду ни предлагала. Его не было, а я так хотела его увидеть! И не получала то, что хочу.

Я заботилась о Тише. Сначала потому что она была ценной как королева и как способ давить на Дэниела. Потом — по привычке. К этой девчонке, тихому зверьку оказалось легко привыкнуть. С ней можно было, не боясь, разговаривать о её дяде. Да обо всём можно было. И это приносило облегчение, которое я сначала воспринимала как слабость, а потом — как наркотик. Вроде её же Дэни.