Сколько ты стоишь? (сборник рассказов) [СИ]

Он встаёт, когда я тяну его за руку.

Натужно, тоскливо скрипит, открываясь, дверь.

Я оборачиваюсь и сталкиваюсь взглядом с тем доктором, которого уже видела в саду.

— Госпожа, — вздыхает он, — ну я же говорил, что вам нельзя…

Ярость, которую так любил во мне Эрик, захлёстывает ледяной волной. Я заслоняю Дэниела, не отпуская его руки — безвольной и прохладной, точь в точь, как у фарфоровой куклы. И выплёвываю:

— Можно. Мне — можно.

Врач хмурится — и я вижу в его глазах досаду. А ещё — когда он смотрит на Дэниела — алчность. Я его понимаю, но Дэни теперь мой.

— Госпожа, поверьте, даже если вы знали его при жизни, — и это «при жизни» пронзает меня больнее кинжала, — вы очень скоро поймёте, что тот человек умер. Он уже никогда не оправится, поверьте мне как…

— Ничего, у меня есть подходящее лекарство, — говорю я, думая о Тише.

Врач вздыхает.

— Госпожа, я всё-таки вынужден проводить вас…

— «Ваше Величество», — перебиваю я, — а не госпожа. Полагаю, мой супруг платил вам достаточно, чтобы вы проявляли уважение. Что ж, в любом случае, больше корона в ваших услугах не нуждается. Мы сейчас же уезжаем.

— Ваше Величество, король Эрик оставил чёткие инструкции…

— Король мёртв, — я подталкиваю Дэниела к двери. — Освободи дорогу королеве. Если не хочешь на тот свет со своими инструкциями.

Усаживая Дэниела в карету, я мысленно напоминаю себе, что когда буду расписываться в чеке с суммой награды, нужно не забыть предложить наёмникам убить этого надоедливого врача. За двойную плату, конечно.

По дороге в Вейстер я шлю приказы: и в южном крыле, где живёт Тиша, готовят комнату для её дяди. А также ищут врача, лучшего врача. И королевского, конечно — для советников, чтобы подготовить приказ о восстановлении в правах рода Глэстеров и официально уведомить свет в недееспособности единственного лорда этой семьи.

Дэниелу не становится лучше. Он ничего не может делать самостоятельно — не сиделкой я себя видела, когда мечтала о нём. Но я ухаживаю за ним так же трепетно, как три года назад — за Тишей. На нас косятся слуги, лорды из моей свиты, гвардейцы. Мне плевать. Я сама кормлю его, мою, рассматриваю синяки — и утраиваю сумму за голову того врача. Ночью слушаю мерное дыхание и вспоминаю чьё-то мудрое изречение, выученное ещё в школе: нет ничего хуже исполнившейся мечты.

Действительно, нет.

* * *

Если бы только я была сильнее. Если бы только смогла уйти, забыть и жить свободно. Я должна была, знаю.

Наркотик хуже стен темницы. Из неё хотя бы можно выбраться.

Я наблюдаю, как врач осматривает Дэниела, слушаю, как он диктует ученику рецепт какого-то лекарства, и очень остро понимаю, что мне ни одно лекарство уже не поможет. Это как шагнуть в пропасть — зная, что шагаешь именно в пропасть и делая это с улыбкой.

Я провожу рядом с Дэниелом всё свободное время. Я не пускаю к нему Тишу, она даже не знает, что её дядя жив, что он вернулся. Пусть лучше так, чем видеть его таким.

Я всё ещё надеюсь, что ему станет лучше, но дни идут, а рука Дэни так же холодна в моей руке, и взгляд так же пуст.

Мне страшно и больно смотреть на него, чужого и холодного.

А Тиша улыбается принцу Фиделии, младшему брату того, за которого чуть не вышла замуж я. Мальчик мил, хорош собой и не кажется достаточно сильным, чтобы быть помехой. Он очень старается понравиться вейстерской королеве. Я наблюдаю с балкона, как они гуляют в саду, два голубка, юных и чистых. Глаза Тиши счастливо сияют, и я не понимаю, что удерживает меня от благословения их помолвки.

Наверное, я просто вижу ворона, спрятавшегося за перьями голубя в фидельском принце. Тиша всегда будет желанной добычей для таких воронов, невинная голубка. Как она сможет править?

Мысль свернуть голубке шейку раньше, чем это сделает кто-то другой, мелькает в голове, и я усмехаюсь.

Не смогу. Мне нравится делать эту девочку счастливой — её так легко радовать, и её радость так искренна. Она смотрит на меня сияющими глазами Эрика, улыбается, как должен улыбаться Дэниел — и мне становится теплее. Я успокаиваюсь.

Теперь я понимаю, что Дэни имел в виду тогда, в карете по пути в Озёрный край три года назад. Мне жаль, что я понимаю это слишком поздно — но не настолько поздно, чтобы не наслаждаться обществом кроткой искренней Тиши, чистой, как роса.

И я держу фидельское посольство так долго, как только можно, и день за днём наблюдаю, как принц играет для моей девочки превосходный спектакль. «Моей девочки», надо же…

Это днём. А ночью я обнимаю неподвижного равнодушного Дэниела и хочу убить всех, всех до единого, сделавших его таким.

Но тогда надо начинать с себя.

Я получаю то, что хочу. Всегда — но не в случае с Дэни.