Сколько ты стоишь? (сборник рассказов) [СИ]

Дэниел превратился для меня в навязчивую идею. Эрик правильно называл его игрушкой — я хотела его, как девочка хочет красивую куклу. И расстраивалась как расстраивалась бы эта девочка, если над куклой кто-то надругался. Я не любила расстраиваться — поэтому я спала с Эриком. А может, ещё и потому, что чувствовала, что нужно этому венценосному мерзавцу — моё сопротивление и моя ярость, которую он путал со страстью. И не хотела её давать. Меня Эрик не получил бы — никогда, я доказывала это ему каждой ночью, не отвечая на его попытки меня «расшевелить». Но всё равно уже тогда Дэниел был нужен мне, как воздух. Однако глупо признаваться воздуху в любви.

Чем дольше я не получала то, что хочу, тем сильнее становилось желание. Через два года, сходя по Дэниелу с ума, видя его во снах, замечая его глаза в каждом мужском взгляде, я уже не знала, что буду с ним делать, когда, наконец, получу.

Я тискала его Тишу и почему-то утешалась. Мне казалось, что через неё я становлюсь ближе к нему. Я заботилась о девчонке, как о любимой подруге. И грезила Дэниелом.

Спустя три года я убедила себя, что если и найду его, то вряд ли живым. Наверняка Эрик убил его ещё тогда, до нашей свадьбы. Это было бы логично, а Эрик был логичным человеком. По крайней мере, всегда казался мне таким.

Я отчаялась и, чтобы отвлечься, интриговала — в Вейстере теперь царил мир, на границах — покой, и даже брат уяснил, что не получит от сестры ни кусочка, ни деревеньки. А также вспомнил, что со мной лучше дружить. И не он один.

Тиша росла — народу она очень нравилась. Глухонемая девчонка как-то сумела договориться со слугами — я больше не боялась оставлять её одну. И на переговоры Тройственного союза три года спустя поехала одна.

Переговоры устраивал брат — и там-то, у себя дома, я случайно наткнулась на Дэни.

Мне и в голову не могло прийти, что Эрик спрячет его не в Вейстере. Да вообще я их обоих уже похоронила… Но по привычке предлагала награду наёмникам — предложила и сейчас. Точнее, отдала приказ секретарю где-то между разбором черновиков договора.

И однажды вечером среди писем нашла у себя на столе пухлую папку на имя «Дэниела Глэстера» и записку от секретаря. За папку наёмники просили пятьсот тэленнов — цена загородного дома недалеко от столицы. Мало, но деньги я приказала пока попридержать. А по указанному на папке адресу отправилась сама на следующее же утро.

И ещё думала, что, судя по слухам про эти дома для душевнобольных, лучше бы Дэниелу быть мёртвым.

Я совершенно не верила, что действительно найду его там.

* * *

…Но это был он.

Я смотрю ему вслед, и не замечаю начавшейся грозы. Дорожку заволакивает туманом дождя, а я стою, не в силах шевельнуться, даже стереть проклятые капли со щёк. А в голове настойчиво бьётся мысль, что самым правильным сейчас будет уйти. Уйти и постараться забыть про эту тюрьму, маскирующуюся под дом для душевнобольных, куда ссылают «неудавшихся» детей богатенькие родители. Или любовников своих жён — как Эрик. Да, уйти будет правильно, потому что таким мне Дэниел не нужен. Потому что от него осталась только тень, а она не сможет приносить мне удовольствие. И потому что существование Дэниела опасно для моего положения при вейстерском дворе. Конечно, его нужно оставить здесь, в этом «госпитале» — тут его никто не найдёт. Заплатить врачам, как наверняка платил Эрик. И спать спокойно.

Всё это логично и правильно. И я, наконец, опускаю взгляд, набрасываю на голову капюшон и иду к садовой калитке.

А потом долго стою у неё, ломаю руки и думаю, что избавляться от наркотика нужно именно силой воли. Но этой самой воли у меня слишком мало, чтобы просто протянуть руку, открыть калитку и шагнуть к экипажу.

Я слабая.

Странно, но эта мысль не вызывает негодования. Наоборот, мне становится только лучше, когда я разворачиваюсь и иду к дорожке, по которой увели Дэни. Мне лучше и лучше с каждым шагом. Мне просто никогда не было так хорошо — за все эти проклятые три года. А я не умею отказываться от того, что делает меня счастливой. Даже если это логично и выгодно — отказаться.

Я поднимаю голову, стираю влагу со щёк и спокойно смотрю на заступивших мне дорогу санитаров.

— Госпожа, — начинает один, — вы не должны здесь находиться.

Нет, именно здесь я и должна находиться. Здесь и нигде больше.

Я делаю требовательный жест рукой и высокомерно приказываю провести меня к Дэниелу Глэстеру. Приказ и пара словно бы обронённых золотых решают дело.

— Я буду неподалёку, госпожа, — говорит один из санитаров, с надеждой поглядывая на кошелёк, который я всё ещё верчу в руках.

Киваю, убираю кошелёк в рукав и открываю дверь.

Дэниел не оборачивается, когда я вхожу. Он сидит на заправленной кровати и смотрит на идеально белую стену. А я замираю у порога и смотрю на него.

Наркотики, конечно. Как ещё можно сделать из человека куклу?

— Дэни, — хрипло шепчу я.

Не шевелясь, он по-прежнему смотрит на стену. А я сглатываю подступивший к горлу ком и оглядываю комнату. Где-то здесь должна быть нормальная одежда, а не больничная роба? Или хотя бы плащ?

— Дэни, мы уезжаем. Сейчас.