Сколько волка ни корми

Не свежий осенний ветерок — настоящий ветер. Ветер треплет её волосы, взбивает подол плаща, в который она закуталась. Бая кутается в плащ не потому, что ей холодно, — просто ей так уютнее. Просто так ей кажется, что она не одна. Что хоть кто-то лежит в этой одинокой землянке рядом с ней — даже когда в противоположном углу сладко спит Искра.

Ветер не утихает. Ветер лижет её лицо, призывно и требовательно. Ветер холодит её шею, колет её пальцы, ветер словно трясёт её за плечи — и Бая не выдерживает. Открывает глаза. Резко поднимается, оглядываясь.

Никого.

Как будто никого, но…

— Кто ты? — спрашивает Бая в пустоту. — Что тебе нужно? Я могу тебе чем-то помочь?

Бая помнит — подобным образом однажды появилась у них Мора. Солн рассказывал, как она пугала так же дозорных на холме — а потом Лесьяра всё поняла.

Но что должна понять сейчас Бая?..

Ветер не отвечает — только тянет дальше, вверх, подталкивает в спину, тянет за плащ вперёд: иди, иди, иди. Иди за мной.

Что ж.

Скажет ли Бая Сиверу, что её пригласил на ночную прогулку закравшийся в её землянку ветер?

Наверное, нет. Сивер решит, что Бая совсем спятила. Тронулась рассудком после встреч с Враном два дня подряд — безумие не заразно, но очень заразительно. Сиверу ли не знать — эта заразительность когда-то увела у него Веша.

— Хорошо, — говорит Бая. — Пойдём.

Бая думает на половине пути, поняв, куда несёт её этот ветер: Вран.

Вран всё-таки сумел выдрать из этого леса, у одного из Хозяев, возможно, и не знавшего, чем Вран насолил первому, одно-единственное, хранимое долгие годы чудо.

Потому что ветер ведёт её прямо к бывшей стоянке её племени.

— Нет, — говорит Бая, останавливаясь. — О, нет. На это я не куплюсь. Я закончила там со всеми своими делами. Я туда не вернусь.

Ветер толкает её в спину сильнее. Ветер умоляюще шелестит листьями ближайших деревьев. Бае кажется, что она слышит в этом шелесте своё имя. Бая кажется, что этот шелест складывается не в голос Врана — в чей-то другой, знакомый, но услышанный ей в последний раз очень давно, пять, десять, двенадцать лет назад…

«Помоги, — шепчет ей этот голос. — Помоги ему. Иначе он не доживёт до рассвета. Хотя… зачем нам это нужно, верно? Может, ты и права…»

— Кто ты? — повторяет Бая.

На это ветер не отвечает. Конечно, не отвечает. Возможно, он и не шептал ничего из своих прежних слов. Возможно, Бая и впрямь сошла с ума и гоняется теперь за промозглыми осенними дуновениями, сама задавая им желанное направление. Ты молодец, девочка, — днём твоя голова занята, это у тебя всегда выходит на славу. Но как насчёт ночи? Так ли ты сильна в это время, когда все заботы о племени скрываются под пеленой общего сна?

— Хорошо, — повторяет Бая. — Но если это твоя уловка, Вран из Сухолесья, знай: она будет последней. Я не намерена бегать по этому лесу по первому твоему зову. Я уже сделала свой выбор.

Бае кажется, что ветер одобрительно смеётся.

Бае кажется, что ветер говорит ей: «Молодец, малышка».

«Малышка». Малышка, малышка, малышка, кто же называл её малышкой, кто же может так знакомо называть её…

Бае кажется, нет, она отчётливо слышит: кто-то кричит.

Со стороны её бывшей стоянки. Со стороны нынешней стоянки племени Врана. Кто-то пришёл в себя и ужаснулся своему положению и грязным тряпкам вместо прочных земляных стен? Бая произносит это вслух. Ветер смеётся ещё веселее — и легонько подталкивает её в спину.

А потом Бае с ветром становится не до смеха: крик набирает громкость. Отчаянность. Крик рассыпается тысячей испуганных птиц по верхушкам деревьев, крик звенит страхом, беспомощностью и мольбой. Крик складывается в слова. В одно-единственное слово.

«Вран».

— ВРАН, ВРАН, ВРАН!

Бая узнаёт голос. Зимин. Бая узнаёт края натянутого между деревьями полотна. Бая узнаёт спины Зорана и Горана, мощные плечи Самбора, крепкого, но невысокого Нерева. Бая узнаёт и Зиму — и, конечно, сразу же узнаёт Врана.

Но совсем не узнаёт его состояние.

В лагере снова пусто и тихо, в лагере снова не видно ни души, кроме верных соратников Врана — видимо, всех предусмотрительно разогнали по палаткам. Тёмные и тонкие деревья качаются под другим, настоящим ветром, тёмное небо словно опустилось на землю — и коснулось своей чернотой Врана.

Вран стоит у одного из деревьев, чуть поодаль от палаток. Вран смотрит в лес и слегка вверх — если закатившимися глазами, потерявшими всю синеву и зияющими лишь красноватыми белками, вообще можно куда-то смотреть. Тело Врана тяжело привалилось к узкому стволу, рот приоткрыт, губы дёргаются, будто он пытается что-то сказать — дёргаются и руки, будто он пытается кого-то оттолкнуть, дёргаются и ноги, будто он пытается сделать шаг и от кого-то уйти — но у Врана не получается ничего. Трясётся его тело, трясётся его запрокинутая голова, трясутся конечности, трясутся губы и, кажется, даже глаза. Одна волна дрожи прокатывается по его телу — и тут же сменяется другой.

— Вран! — почти плачет Зима, почему-то не подходящая к нему и стоящая рядом с остальными. — Вран, Вран, ВРАН!..