Сколько волка ни корми

Вот это уже что-то новенькое. В два горла нечистка запела, или подружка к ней пришла?

— Вран, — добавляется третий голос: Баи. Как будто. — Вставай.

Нет, не купится на это Вран, хотя и хотел бы. Из предыдущих приключений живым вышел, было бы неплохо и дальше так продолжать. Молчит Вран, ни единой мышцей не шевелит, даже дышать реже старается — может, разочаруется в нём нечто окончательно, плюнет да уйдёт со всеми своими ухищрениями.

— Вран, — повторяет голос Баи.

Слышит Вран шаги, землёй приглушённые, слышит лёгкий шорох рубахи — словно рядом с ним Бая на носочки присаживается. Касаются пальцы чьи-то плеча вранового, встряхивают легонько.

Вран упорно глаза закрытыми держит.

— Не очень-то он разговаривать с нами хочет, — фыркает неприятный голос.

— Не хочет, — задумчиво подтверждает Бая. — И правильно — я же ему именно это и наказала. Ночь закончилась, Вран из Сухолесья. Это я. Смотри.

И чувствует Вран внезапно, что к пряжке железной кто-то притрагивается — и не отдёргивается.

Ладно.

Вран осторожно один глаз приоткрывает.

Удивительно — но правда Бая перед ним сидит.

И правда одна из дверей, та, через которую выходила она, открыта, и гонит ветерок утренний по земле мелкий снег, и стоят в проёме прямоугольном несколько людей — новых, не Верен с Неревом, не видел их всех раньше Вран.

— Вставай, Вран, — вновь Бая спокойно говорит, руку ему протягивая. — Говорить с тобой пришли.

Вран промаргивается, воздух морозный жадно глотая. На плечах Баи плащ лежит, тёплый, из чёрной кожи дублёной, узорами расшитый — никогда Вран таких плащей до этого не встречал, даже на менялах из деревень особо крупных, где ремесленники через одного расплодились. Такие же плащи и на всех остальных красуются, только цветами различаются: на ком-то — чёрные, как у Баи, на ком-то — более для глаза привычные, серые, коричневые.

Бая незаметно в бок его пинает. «Ну что ты медлишь?» — мелькает на мгновение в её глазах, хотя лицо спокойным и непроницаемым остаётся.

Вран спохватывается. Поспешно за руку её хватается, позволяет Бае себя на ноги вздёрнуть — и едва сдерживается, чтобы не отшатнуться ошарашенно, когда к своей руке приглядывается.

Вся тыльная сторона ладони покрыта царапинами красными, неглубокими, но частыми-частыми.

— Приходила всё-таки, — выдыхает Вран.

— Кто приходил? — спрашивает тот самый холодный женский голос.

И видит Вран, кому этот голос принадлежит.

И дар речи на какое-то время теряет.

Стоит у двери деревянной и грубой двойница Баи настоящая, только старше гораздо. Те же глаза тёмные, раскосые немного, но без нежной поволоки — прямой, пронзительный, проницательный этот взгляд, какой у Баи порой бывал, когда уж слишком Вран её доводил. Те же волосы тёмные, ничем не собранные, до пояса доходящие, то же лицо тонкое, умное — и вспоминает Вран вдруг слова нечистки ночной: «Бая пред тобой стоит, пришла я с матерью своей, будем судьбу твою решать».

Да быть того не может.

Вран быстро по остальным глазами пробегает. По правую руку от женщины — девушка, юная совсем, даже Баи младше; не так она уже на Баю похожа, губы у неё больше и пухлее, глаза светлее и круглее, кожа тоже не такая смуглая — вот такую девушку Вран легко мог бы в деревне своей представить, не чужеземная она уже, хотя всё же слишком для деревенских хороша. По левую руку — парень молодой, сложенный неплохо, только уши уж больно в стороны торчат. А лицо… впервые Вран и вправду здесь в лице что-то звериное видит, волчье: хищное это лицо, скулы резкие и выраженные, челюсть широкая, но тоже острая; и, самое главное — глаза. Голубые, прозрачные почти, как ручей весенний, из-под снега пробившийся, — только на ручей смотришь и улыбнуться хочется, а от этого — лишь отвернуться поскорее, так недобро на тебя эти глаза глядят.

Третий, за спиной женщины стоящий, и вовсе великан какой-то. Вран за всю жизнь таких не встречал: под сажень высотой, на две головы Врана выше, макушка круглая — лысая-лысая, как яйцо куриное. Но улыбается этот великан Врану почему-то добродушно, ожидающе. Почти ободряюще.

Никак он здесь главный — единственный мужчина, по возрасту подходящий, ещё и причёска такая… своеобразная. Сразу видно — чтобы выделиться. У парня-то волосы обычные самые, отросшие чуть, совсем как у Врана.

— Так кто приходил? — повторяет женщина, очень знакомо голову набок склоняя.

Врану бы вдох сделать сейчас сильный, глубокий, чтобы успокоиться немного, мысли в порядок привести — да нельзя, заметят. Ещё за слабого примут, растерявшегося — а это ему ни к чему.

— Доброе утро, хозяева, — говорит он почтительно. — Знакомиться со мной этой ночью приходили, пообщаться хотели, очень огорчены были тем, что не стал я беседу вести — мне и жаль было неч… человека хорошего обижать, но сказали мне строго: спящим притворись. Кто такой я, чтобы воле сер… волчьей противиться?

— Спящим, значит, притворялся, — задумчиво произносит женщина. — А спящие разве способны во сне за пояса хвататься и друзей хозяйских железом прижигать? Это тебе тоже, должно быть, посоветовали?

«Друзей»?..