Сколько золота в этих холмах

Варево, которое размешивает Сэм, похоже на землю, но имеет вкус мяса. Пеммикан – так называет это блюдо их новый знакомый. Вяленая оленина и растертые ягоды. Люси ест быстро, она чуть давится, жалея, что ей не хватает смелости выплюнуть эту еду.

Этим утром они меняются местами: теперь рассказывает Сэм, а он поедает деликатесы слов круглыми, как обеденные тарелки, глазами. Сэм рассказывает про револьвер и банкира, про двух мальчиков и их мешок с припасами. Человек смеется, ерошит волосы на голове Сэм и провожает Сэм и Люси на их стоянку.

Какое есть у Люси право подозревать человека, который проверяет распухшее колено Нелли, который дает им овес и мешок с пеммиканом? Который рисует карту на куске шкуры и обводит кружком город сразу за горами?

– Тебе это точно понравится, мальчик. Скоро откроется ярмарка, самая большая на сто миль вокруг. Город довольно большой, вы там увидите изысканных леди, а еще индейцев, бакеро и преступников – всяких людей, еще покруче меня.

Сэм не говорит ему «мы остаемся здесь». Сэм говорит:

– А вы куда направляетесь?

– А как называется этот город? – вмешивается Люси.

– Суитуотер[19], – говорит человек.

Ого.

У Люси течет слюна. Даже в трудные годы у них было немного сахара и соли. Но в стране искателей золота и добытчиков угля ни за какие деньги нельзя было купить глотка свежей воды. «Суитуотер» сверкает в голове Люси, как тигриный череп, и она почти не обращает внимания на то, что человек кладет руку на холку Нелли, чтобы задержать их еще на минуту.

– Вы помните, я рассказывал про моего мальчишку-индейца? И вот я подумал. Может быть, я могу взять еще одного мальчика. Мои пальцы, – он вытягивает руку, – уже не такие ловкие, как прежде. Мне нужны руки поменьше, чтобы помогать мне и чтобы я мог поделиться тем, что знаю.

Молчание такое же тяжелое, как грозовая туча. И не такое уж категорическое.

– Это любезно с вашей стороны, – говорит Люси, чувствуя, как узлом завязывается у нее желудок. – Но у нас планы. Семейные дела.

Человек оглядывает ее с головы до ног в последний раз.

– Лучше поспешите, пока дождь не начался.

Вода

Грозовые дни. Хляби небесные разверзаются, когда они говорят «до свидания» человеку с гор. Ливень хлещет с такой силой, что капли, ударяясь о землю, взрываются, образуя белый туман, смешанный с взрыхленными частицами почвы и похожий на разорванный послед. Два раза Нелли проваливается в, казалось бы, обыкновенную лужу и погружается по грудь, а потом выпрыгивает. Не столь быстрая лошадь уже несколько раз утопила бы их.

Единственную твердую опору дают кости бизонов. Сестры останавливаются на ночь рядом с особенно крупным скелетом. Сэм сначала прикасается к черепу, словно спрашивая разрешения. Потом они отделяют хрупкие ребра от позвоночника. Сложенные вместе дугообразные кости образуют устойчивые ложа.

Дождь прекращается ненадолго на четвертый день. Они достигли конца гор. Нелли поднимается на невысокое каменистое подножие горы – последнее подножие, – и они оттуда смотрят на долины.

Трава здесь невысокая, ровная и зеленая, словно мягкий бархат, развернутый для их гудящих ног. Вдали они видят полосу реки и пятно – вероятно, Суитуотер. Люси делает глубокий вдох при виде этого нового мира. Его запах такой влажный и такой тяжелый на языке.

Она двигается вперед…

Ветер ударяет ее по плечам. Не такой сильный и неистовый, каким он был в дни грозы, а жалобный. Мягкий. В этом ветре печаль, которая заставляет Люси оглянуться.

Издалека холмы ее детства кажутся вымытыми дочиста. Она прожила немало дождливых сезонов, но прожила их в слякоти. В местах, где тонкий слой почвы превращается в бульон, каждый день раскисая под приливами и отливами жизни. Издалека она не может видеть, насколько опасен запад, насколько грязен. Издалека мокрые холмы отливают ровным и ярким светом, они напоминают слитки и тянутся – сокровище за сокровищем – до самого западного горизонта. У нее сжимается горло. Щиплет в глубине носа, за глазами.

Потом это проходит. Она решает, что это воспоминание о старой жажде.

* * *

Встреча с рекой…

Всю жизнь Люси вода означала для нее тонкие, полузадушенные ручейки, текущие вниз от шахт. Река широкая, река живая. Она колотится в берега и бушует. Ма говорила, что ба тоже вода, а Люси никогда до этого дня не понимала, как такое может быть.

* * *

Лагерь в этот день они разбивают на берегу. А утром – в Суитуотер. Люси кутается в одеяло, потом вскакивает. От него пахнет пылью фургонных троп и старым пóтом, месяцами страданий на жаре. Чистота реки несет в себе укор.

– Я оставляю тебя, – говорит она одеялу.

Сэм поворачивает голову.

– Что?

Люси пинает одеяло, отбрасывая его в сторону, встает. Она сразу же чувствует себя чище. Ночь прохладная и влажная.

«Вода для очищения», – говорила ма.

– Когда мы придем туда, – говорит Люси, кивая на огни Суитуотера, – ни одна душа не должна знать, кто мы или что сделали. И мы никому не обязаны ничего говорить. Если кто спросит, откуда мы, – мы можем говорить что угодно. Я тут думала. Мы вообще можем обойтись без всякой истории.

Сэм запрокидывает лицо.