– Если бы мы их закопали вместе с ба, никому не было бы пользы, – говорит Сэм, пока Люси складывает одеяло.
– Глупое суеверие, – говорит Сэм, пока Люси снимает траву со своего платья.
– Это не будет иметь никакого значения, – говорит Сэм, пока Люси расчесывает волосы пальцами, а потом, как может, сплетает косички. – Знаешь, что сталось с твоей мертвой змеей? Ба забрал тот наперсток. Я сама видела. И ведь ничего не случилось, да? Да?
Неделю назад Люси с радостью выслушала бы эти откровения. Но сейчас ее воротит от них.
– Он мне сказал, что живым серебро нужнее, чем мертвецам, – говорит Сэм, пока Люси собирается в город. – Он мне давно сказал, что его не нужно хоронить, как хоронят всех. – Более тихим голосом Сэм добавляет: – Он сказал, что не заслуживает этого. Клянусь тебе, я собиралась оставить монетки при нем, но в ту ночь он словно сам мне об этом сказал. Из могилы. Ты его не слышала?
Люси разглядывает Сэм с одной стороны, с другой. Как бы она ни прищуривалась, ей не разглядеть, где у Сэм заканчивается правда и начинается ложь. И есть ли для Сэм какая-нибудь разница.
– Постой, – говорит Сэм, хватая Люси за локоть. – И ма. Он сказал, что ма…
Люси отталкивает Сэм.
– Нет. Не говори со мной про ма.
Сэм не возвращается на прежнее место. Люси делает шаг назад. Они смотрят друг на друга. Люси делает еще один шаг назад. И еще, и еще шаг, и часть ее радуется, часть ее уже в Суитуотере, уже репетирует историю про сиротку – ее малая, запутавшаяся часть испытывает облегчение оттого, что Сэм там не будет, что ей не придется объяснять людям странности Сэм.
Люси поворачивается.
Сэм окликает ее в последний раз. Страх в ее голосе узнается безошибочно.
– Люси – у тебя кровь.
Люси прикасается рукой к своему платью сзади. Рука ощущает влагу. Она поднимает юбку и обнаруживает, что ее нижнее белье тоже в крови. Но кожа внизу повсюду целая. Она не чувствует никакой боли, несмотря на влагу между ног. Она нюхает свои пальцы и под медным привкусом ощущает другой запах, еще противнее.
Ма говорила, что этот день они отпразднуют с пирогом, солеными сливами и новым платьем для Люси. Ма говорила, что Люси в этот день станет женщиной. Кровь течет свободно, оставляя после себя томление пустоты. Люси расстается с этим почти без боли. Хотя ни пирогов, ни праздника не будет, она с уверенностью, заявляющей о себе тяжестью в ее теле, чувствует истинность слов ма: она больше не маленькая девочка.
Лицо Сэм от ужаса становится совсем детским, словно Люси на ее глазах обретает новую и пугающую силу. Люси впервые, глядя на младшую сестру, чувствует, как по ее жилам вместе с кровью струится жалость. Она не думала, что должна будет оставить позади и это.
– Я скоро вернусь, – говорит Люси, сдаваясь. – Принесу какую-нибудь еду. После того как найду работу.
Люси принимается отмывать пятна, а Сэм отходит в сторону. Очистив, насколько это возможно, ткань, выжав ее до влажности, чуть превышающей влажность воздуха, набив траву в трусики и глотнув холодной воды, чтобы облегчить тяжесть в желудке, Люси, прищурившись, смотрит в сторону берега и замечает фигуру среди деревьев.
– Я сейчас ухожу в город, – кричит Люси.
Человек поднимает голову.
– Вы будете здесь? – говорит Люси.
Она хотела, чтобы эти слова прозвучали как приказ. Но расстояние между ними и рев реки не позволяют ей сделать это. То, что она произносит, звучит как вопрос.
Часть вторая
ХХ59
Ма – их солнце, она же – их луна. Ее бледное лицо над порогом нового дома, изнутри наружу, в сторону света из тени. Она готовит место для тигра.
Снаружи ждет семья.
Дом на самом деле – лачуга, стоящая в одиночестве на краю долины в отдалении от ручья внизу. Щербатые стены, жестяной потолок. Чего внутри с избытком, так это сумерек – в хибарке всего одно окно. Стекла нет – на окно натянута клеенка, желтая и грязная, она едва пропускает свет, а разглядеть через нее можно лишь смазанные очертания. Сердце Люси упало при виде всего этого после двух недель пути. Но приведший их сюда хозяин шахты почти не оставил им выбора. «Либо здесь, либо ваша стоянка на мусорной свалке за чертой города», – сказал он. Он добавил бы и еще что-нибудь, но ма упреждающе прижала руку к груди ба и сказала: «Нас устраивает».
Голос ма звучит низко, хрипловато, как потрескивание костра, в который подбросили новую порцию веток. Его грубое звучание входит в противоречие с ее изящными движениями, ее гладким лицом. В этом несовпадении обескураживающая красота. Хозяин шахты покраснел и пошел по своим делам. «