Скользкая рыба детства

И нет-нет, да на Катю глянет. А она молчит, хмурится.

Мы сидели в кустах, молча на Борьку поглядывали. Тоже жалели.

Он прыгнул на велосипед. Маломерка такая, «Орлёнок», для старших школьников. Подлетел к веранде, лихо тормознул, велик прислонил к заборчику.

– Руки от мамки убери, фашист! – сказал ясно, не заикаясь.

Побелел до невозможности.

– Чего ты сказал? Сопля зелёная! – поднялся Иван. – Учить меня будет!

– Чё слыхал – фашист! Ты – фашист! Понял!

Иван подхватил одной рукой из-за забора велосипед за коричневую ручку руля, замахнулся на Борьку. Колесо крутанулось блёстками, сверкнуло спицами на солнце. Вилка вывернулась. В этот момент, невероятным движением, откуда-то сбоку, из-за соседнего столика, Катя заслонила собой Борьку.

Ось втулки заднего колеса попала ей точно в висок.

Катя упала косо, на правый бок, руки под себой скрестила неуклюже. Странно дёрнулась, словно нехотя, распрямляясь, ослабела. И затихла.

Волосы спутались на виске, слиплись мгновенно бурым комом. Сквозь него сочилась тёмная кровь.

Словно приклеились волосы к полу. Глаза остекленели. В них небо пустое отразилось, какие-то птицы высоко, солнце на закат.

Пятно бурело, растекалось, стыло, чернело, с грязным полом одного цвета и становилось от этого холодно и невыразимо страшно.

Иван сел за стол, уронил голову на руки и завыл.

Побежали за Парашюткиным. Он примчался в галифе, кителе, без фуражки, в домашних тапочках. Суетился, брови белёсые на красной морде хмурил. Приказал мужикам связать Ивану руки.

Тот не сопротивлялся.

К Кате наклонился, пульс пощупал осторожно. Машинально пригладил белый ёжик волос у себя на голове.

– Летально. Надо судмедэ́ксперта, освидетельствовать. Вызывать счас будем. Всю бригаду, милицию, следователя.

Сел писать протокол. Фамилия, имя, отчество. Иван молчал. Чуть подавшись вперёд, руки за спиной связанные. Смотрел исподлобья, отрешённо и дико, словно искал что-то хорошо спрятанное в вершине черёмухи на другом берегу и не мог никак увидеть, ускользало это неуловимое.

И глаза белые. Только точки зрачков чёрной ягодой черёмухи в середине.

– Счас он успокоится, – сказала буфетчица Клавдия, – не в себе он явно. Вот что.

И запричитала визгливо, тонким голосом:

– Хосподи-и-и-и, страсть-то какая!

Вера стояла, обхватив голову сына руками, глядела вдаль, тихо плакала, что-то шептала.

– Ну, чё ты, мам, он же первый начал, – пытался вырваться Борька.

Он говорил чётко, не заикаясь, словно и не было такого с ним никогда прежде.

Вера стояла спиной, заслоняя от Борьки Катю, всё шептала, гладила светлые волосы, голову сына к груди своей прижимала, и крепко, нежно, словно убаюкивала, раскачивалась и не могла остановиться.

– А секрет-то Катин я так и не узнал. Да, – сокрушённо сказал Иван.

И засмеялся странно, словно всхлипнул.

Или вскрикнул?

Семейная легенда

Роман Мякишев ехал в пустом троллейбусе. Тихое зимнее утро, суббота.

Он вздохнул, посмотрел в окно. Солнечно. Бледным диском, высоко луна истончалась, а в другом углу небосвода день нежно светился оранжевым по белому холсту снега.

Осенью, в эпицентре вялотекущей сухомятки – работа-общага, он вдруг понял, что непременно должен купить фирменные джинсы.

Мечта разрасталась мощными корнями вглубь и пышной кроной ввысь.

Пока не стала навязчивой идеей.

Легко сказать сейчас, а тогда, в той реальности, зарплату за месяц надо было выложить. Цена вопроса – неподъёмная.

На работе, в отделе – «чёрная касса». Все туда по десятке в месяц относят, и очередной нуждающийся может взять в долг у своих же товарищей. Очень удобно.

Он написал заявление. Через неделю, получил желанные деньги с рассрочкой на девять месяцев. Жизнь окрасилась в цветное многообразие почти реализованной мечты и томительного ожидания её воплощения.

Предстояла покупка. Дело волнительное и не совсем простое.

Рынок на окраине.

Съезжались сюда разные люди, даже из других городов. У них не было знакомств, а хотелось купить что-то красивое и не быть жертвой массового, угрюмого производства.

Кто может это запретить?

Роман едва дождался субботы. Уж очень хотелось приобрести джинсы.

Кольцо троллейбуса. Через дорогу лесок, на взгорке. Туда тянутся муравьиной поступью, молча, с разных сторон, незаметно, сосредоточенные люди.

«Романтика» выходного дня! – так мысленно окрестил он свой поход.

Зимний лес, лёгкий морозец. Мужчины и женщины гуляют среди сосен. Конспиративным шёпотом друг другу что-то передают. Небрежно, вполоборота головы:

– Сапожки-замш-Венгрия…шапка-пыжик… кофточка-букле’-Италия…шарфы-мохеровые-Румыния…дублёнка-Югославия…

И уходят в сторону с напряжённой спиной. Словно ждут – сейчас кто-то откликнется, догонит и вот уже, долгожданная – продажа-покупка состоялась.

Как мало надо для счастья! Но сложность в том – чтобы постоянно была бы явлена эта малость.

Опасная, конечно, затея – поход на барахолку, если подумать. Ведь запросто мог кто-то взять крепкой рукой профессионала, сзади за плечо и строго приказать:

– Пройдёмте, гражданин!