Скользкая рыба детства

Солнце припекает по-южному, но прохладный ветерок, контрастен.

Садятся на ступеньки. Отдыхают.

– Отлив, кажется, заканчивается. Антракт. Вторая часть симфонии моря, – говорит он.

Пьют минералку. Сперва она. Потом отирает салфеткой губную помаду с маленькой синей бутылочки.

Он пьёт тёплую воду.

Привкус парфюмерный, но он молчит.

– Бываешь наездами, – говорит она, – я всё должна решать сама!

Он кивает головой, о чём-то своём думает.

В шортах, белой майке свежо и жарко одновременно. Его обнажённые руки потемнели. Он чувствует, как царапает шов покрасневшую кожу шеи. Соль растворена в воздухе.

Или ранит шею серебряный нательный крестик, подаренный женой?

Кажется, солнце сжигает вертикальными лучами, фокусируется прямо на них сквозь мощную небесную линзу.

Лёгкий ожог.

Наверху по набережной проносятся велосипедисты. Снизу видны лишь части блестящих колёс, спицы, мелькающие кривошипы ног, коленок. Вкрадчивый шелест шин. Великолепные каски.

Экипировка замечательная, дорогая.

Велосипедистов много. Они снуют водомерками, целыми группами навстречу друг другу.

– Если живёшь на острове – не ропщи на ветер, – говорит он. – В складках улиц и там, где нет ветра, сразу становится душно.

Ему кажется, что всё вокруг подаёт какие-то важные знаки, метки и тотчас отвлекает, смещает, переставляет их.

Сплошные перевёртыши.

Мелкие песчинки попали в мокасины. Он вытряхивает их, даёт короткий отдых босым ногам.

«Долгое ожидание, как злая мозоль на затяжном подъёме», – думает он, а вслух говорит.

– Видеть море и не искупаться, потому что оно холодное, или купаться, зная об этом. Это отражается на характере людей.

– Ирландцы весёлые и общительные. Но и консервативные.

– С работы идут в паб, обмениваются новостями, возвращаются домой. И молчат. При том, что замечательные рассказчики! Столько всемирно известных писателей – Беккет, Свифт, Шоу, Джойс… Уайльд. Талантливые, а прикидываются ленивыми. Открытые. С юмором. Похожи на русских.

– Вечные хлопоты о душе – русское ноу-хау.

Какие-то люди в сапогах, тёмных одеждах усердно ковыряются в иле, извлекают оттуда мелкую добычу, прячут в заскорузлые сумки на плечах. Четверо. Невысокие, похожи на подростков. С трудом переставляют ноги в блестящей трясине ила, вырываются из лоснящейся поверхности опустевшего дна.

Вот один распрямляется. Оказывается, это женщина. Руки в больших красных перчатках. Китаянка? Смотрит вдаль из-под козырька ладони, к чему-то прислушивается.

– Небось, вечером приготовят свою добычу в острой приправе, обжечь глотку, отбить запах гнили, рыбной вони, ила, и подадут в ресторане. Как саранча, подъедают всё что растёт и всё что шевелится.

– Мы все к этому придём, – возражает она.

Несколько раз он бывал в китайских ресторанах, и всегда это заканчивалось неудачно – желудочными расстройствами, лекарствами.

Ему неприятна мысль о китайском ресторане, но он не спорит с женой.

Начинается прилив.

Они сидят на ступеньках. Немного устали, и нет желания вставать, идти.

Сборщиков не видно. Куда-то пропали, словно затаились в толще ила и ждут своего часа.

Кажется странным такое мгновенное исчезновение.

Вода мутная внизу. Вползает на берег, плещется о стену, лобастые камни. Чёрные камни, давно застывшая вулканическая лава.

– Море не любит сора, – говорит он, – старается выкинуть его на берег.

Метров пять – полоса мутной воды, а дальше она сине-зелёная.

Подбирается к ногам вода.

Чудятся тени больших, хищных рыб. Невдалеке. Должно быть, что-то промышляют в придонной мути.

«Здесь мелко даже плоским крокодилам. Впрочем, откуда здесь крокодилы? Глупость!» – думает он вдруг.

На противоположном берегу семенит – собака? Нет – лиса. Он дальнозоркий.

Вода плавно прибывает, захватывает пустынный берег.

Они убегают, поднимаются по ступенькам на набережную.

Он подаёт руку, помогает ей.

– С появлением авто ветер улиц стал другим, – говорит он.

– Что со снами? – спрашивает она. – Ты ведь обещал рассказать.

– И вот – второй сон. Действие происходит там же, в квартире твоего отца. Вхожу. Он волнуется, говорит, только что был здесь институтский товарищ. Виталий вместе с дочерью. В очках, вежливый. Разыскивает тебя, хочет встретиться. Две минутки, как вышел. Я мчусь по лестнице, выбегаю на улицу. Стоит лимузин с российскими номерами. Шикарный, американский «шедевр автопрома», роскошный «Кадиллак» из великолепия шестидесятых. Голливуд! Окна маленькие, плоские, много забавных деталей. Игрушечная ракета. Розовый, необычный цвет. Руль большой, как штурвал корабля. Внутри какие-то блестящие побрякушки. Салон кожаный, красный. Никогда Виталий не был пижоном. Хожу вокруг, удивляюсь – ведь у Виталия сын? Откуда взялась дочь, думаю я. Дима у него, сын!

– Этот сон безобидный. Можно сказать, пустой. К перемене погоды.