Скопец, сын Неба

-Мы ведь уже говорили об этом, - устало произносит Иисус. - Язык, на котором ты говоришь, звуки общения. Они лишь часть языка, которым ты видишь, слышишь, чувствуешь, думаешь. Все живое живет в языке. Язык - это и есть жизнь. Язык твой создает твоя душа. А она получает свой дар от Духа Святого. Выйди из языка - и не останется ни мира, ни души, только Царство Небесное.

Иисус бросает испытующий взгляд на Петра, и рыбак виновато кивает.

-Это я понял, учитель. Но как выйти из языка?

-Голодом души и тела.

-Постом и молитвой?

-Если пост умертвляет плоть, а молитва - душу, то можно сказать и так. Погубивший душу свою обретает Небо.

Петр принимает это за аскезу и монашеский устав: не печься о хлебе насущном, но думать о вечном, избегать плотских соблазнов и очищать душу, но не убивать ее. Во всю свою историю Церковь Петра будет толкать человека на край этой бездны, где кончается мир, язык и душа, но страшными муками, которых не было в арсенале Платона, будет грозить тем, кто захочет сделать последний шаг и упасть в свободу небытия. Злейшим врагом его церкви станет не архаичное многобожие - эта детская болезнь религии, но самоубийственный гностицизм во всех его проявлениях: от величайших мистиков Гаутамы и Лао-цзы до какого-нибудь Монтана и альбигойцев. Бессильную ярость Платона будет испытывать Церковь по отношению к тем, кто смеет убить себя, презрев ее вечные муки.

-Теперь я понял, учитель, - удовлетворенно говорит Петр.

-Надеюсь, что так, - как-то печально отвечает Иисус.

Весь этот день и следующий за ним Петр проводит в тягостном безделье. Для человека, привыкшего к каждодневному труду, безделье - это ремесло, которому еще нужно научиться. Петр даже субботу слегка нарушал от того, что не мог сидеть сутки, сложа руки. Но здесь в чужом доме он стал подобен рыбе, выброшенной на берег, которой остается только зевать и пучить глаза.

Иисус в эти два дня больше уделяет внимания младшим детям Симона, его глазастой дочке и ее погодке-брату, озорному карапузу, чем своим ученикам. Кажется, их бессмысленный детский лепет нравится ему больше, чем разумная речь взрослых людей.

Матфей смакует своего Геродота. Сыны грома снуют по Кане, распространяя слухи о Мессии. Петр завидует их возбужденному состоянию, они выглядят очень занятыми людьми, которым некогда валяться на ложе. В какой-то момент Петр подсаживается к Иуде. Его, как и Матфея, тоже интересует эта темная личность. Все они примкнули к Иисусу уже после Иуды, ему известны их истории, и только они не знают ничего о том, как и почему Иуда оказался рядом с Иисусом, которого он никогда не называет учителем.

Он садится на ложе рядом с полулежащим калекой и по-товарищески спрашивает:

-Ты всегда понимаешь то, о чем говорит учитель?

-У меня было время, чтобы понять его, - достаточно дружелюбно отвечает Иуда.

-А как давно вы знакомы?

-Пару лет.

-И все это время вы были вместе?

-Мы не ходили с ним в обнимку, если ты имеешь ввиду это. У меня были свои дела с зелотами, он провел некоторое время у ессеев в Кумране.

-Он был в Кумране у благочестивых? И как они приняли его?

-Как видишь, он не остался. Кажется, они попросили его уйти.

-Уйти? Почему?

-Он назвал их опресноками.

-Пасхальным хлебом? Разве это плохо?

-Но ведь ты не ешь этот хлеб круглый год. Почему? Если он так хорош?

-Он - пресный и невкусный. Это ритуальный хлеб.

-Думаю, Иисус так и сказал им: вашим хлебом сыт не будешь.

-Правильно! - озарено восклицает рыбак. - Мессия - вот истинный хлеб с небес!

-Кто тебе сказал, что Иисус - Мессия? - холодно спрашивает Иуда.

-Как? - от удивления Петр на мгновение теряет дар речи. - А ты? Разве ты не веришь, что он - Мессия?

-Мне он этого не говорил.

-Но ведь это так! Иисус - Мессия, предсказанный пророками!

-Если Иисус и Мессия, то не тот, которого ждет Израиль.

-Тогда кто же он?

-Он - сын Неба. Спроси его сам.

Петр застывшим взором смотрит на своего спокойного, уверенного собеседника. Два факта отпечатываются в его сознании: Иуда не верит в Мессию - Христа, но признает в нем сына человеческого, который стал сыном Неба. Как это совместить?

Сразу же после смерти Иисуса родится христианский образ Сына Божьего. У невидимой метафизической сущности по имени Яхве появится отпрыск. Каждый приличный еврей будет плеваться при упоминании Сына Божьего. Иуда - приличный еврей, и он, несомненно, тоже плюнул бы при упоминании этой мерзости.

-Подожди! - совсем сбитый с толку говорит Петр. - Если ты не считаешь, учителя Мессией, то почему ты с ним?

-Я с ним не ради израильского народа, я с ним - ради себя.

И опять Петру нужно время, чтобы осмыслить услышанное. Какую же выгоду преследует Иуда?

-Ради вечной жизни?

-Ради вечной свободы. С Иисусом я освободился от бесов, которые мучили меня пятьдесят лет. Думаешь, я всегда был так спокоен, как сейчас? Я рыскал по Израилю, как волк, не хуже бар-Аббаса.

-Ты был с сикариями?