Скопец, сын Неба

-Утром в Храме погибли люди. Не по моей воле это произошло. Но все они ныне в Царстве Небесном. Я их даже не знал. Вы же были со мною все это время. Дьявол шептал мне про вас: сей их как траву, - что взойдет, то взойдет, что погибнет, то погибнет. Именно так поступают великие мира сего, отправляя тысячи на смерть. Но я всех вас сохранил. Кроме одного. Он сделал свой выбор. Его час пришел.

Иисус поворачивается к Иуде и внимательно смотрит на него.

-Ты готов?

-Да.

-Тогда сделай то, что должно. Больше здесь некому.

-Что мне сделать?

-Синедрион меня ищет. Пусть найдет меня.

Иуда замирает. Наступает тишина. Блики светильников играют тенями на лицах собравшихся. Все смотрят на Иуду, не понимая, что происходит. Он хочет что-то сказать. Но Иисус не дает это сделать.

-Вспомни и пойми: не жертвы хочу, но милости. Жертва - от любви, милость - от свободы.

Кажется, произошло то, чего больше всего боялся Иуда. Он потрясен. Впервые потрясен. Он проводит рукой по лбу и бессмысленно смотрит на свою влажную ладонь. Потом он медленно встает, и тень его поднимается по желтой стене и, преломившись на потолке, нависает над столом. Подобно Иаиру, который брел среди ночи за лунным светом, никого не видя и не слыша вокруг, Иуда сомнамбулически выходит из комнаты. Слышно, как стонут ступени под его ногами, слышно, как визжит калитка от его рук, и все стихает.

Смысл этой сцены остается темен для учеников. Они лишь чувствуют в ней что-то зловещее. Все смотрят на эбеновый пенал, оставшийся на месте Иуды. Никогда прежде они не видели этот ящик брошенным или забытым. Он был неотъемлемой частью казначея, всегда на его боку или в его руках. Никто даже не дотрагивался до него. И теперь этот одинокий предмет вызывает у них мистическое ощущение. Как будто Иуда ушел не весь, но сохранил за столом часть себя - свою руку или ногу. Как будто он оставил им в этом черном ящике тайну своей закрытой души, которая вот-вот выскочит оттуда и напугает их дьявольским хохотом.

-Нам пора идти, - произносит Иисус и хочет встать.

По ритуалу после пасхальной трапезы с наквашенным хлебом, горькой травой и агнцем заклания должно детям Божьим петь хвалебный псалом Господу. Первыми начинают Фома и Филипп. За воспитанниками Кумрана подпевают и остальные. Иисус слушает их монотонный речитатив с замкнутым лицом:

-Хвалите Господа, все народы, прославляйте его, все племена; ибо велика милость его к нам, и истина Господня вовек.

Эти строки заучены ими всеми с детства, их губы привычно произносят благодарственную молитву, а глаза следят за руками Иисуса, который нервно мнет кусочек теста, будто хочет раздавить его без остатка. Наконец, произнесено последнее “аллилуйя”, - и он, бросив мякиш на стол, решительно встает. За ним поднимаются все ученики. Они обуваются, толпясь у двери, пока Иисус молча взирает на их возню с площадки. Все чувствуют себя немного виноватыми. Группа сходит с лестницы и направляется к выходу.

Лишь Петр задерживается. В сандалиях он возвращается в комнату, идет в угол, где сложены стопкой матрацы и одеяла, сует руку в этот слоеный пирог и достает оттуда два коротких римских меча. Сует их за пояс и накрывает хитоном. Ношение оружия разрешено только гражданам Рима и местным вельможам провинций, но не галилейским рыбакам. Петр направляется к двери и хочет уже выйти, когда его взгляд, скользя по опустевшей комнате, цепляется за этот эбеновый пенал. Петр застывает на месте. После недолгого раздумья он возвращается за стол и берет в руки ларец Иуды. Достает свиток и начинает жадно читать, не обращая внимания на высыпавшиеся из пенала деньги, перо и какой-то перстень.

“Мы встретились в Главной александрийской синагоге, где раввин Филон читал евреям свою книгу. Я был там по делам партии, Иисус - ради библиотеки. Я заметил его только потому, что после выступления Филона он сказал в толпе перед синагогой: у этого раввина и канат пройдет в угольное ушко, и мышь родит гору. Сказать такое александрийским евреям об их авторитете было очень глупо. Но он вовсе не был похож на глупца. Александрийцы запретили этому галилеянину входить в их синагоги. Эти снобы не терпели своих иудейских земляков и считали нас всех деревенщиной. Так я познакомился с Иисусом.

Человек молчит, когда ему нечего сказать, или - когда некому. Иисус много молчал. И мне захотелось узнать, о чем молчит этот странный человек. А вскоре я понял, что странным его делает близость к смерти. Он ел со смертью, ходил со смертью, спал со смертью и, наверное, только с нею и говорил. Я нашел того, кто знал о смерти больше меня”.

Петр возмущенно фыркает и продолжает читать дальше.