Скопец

— Я тебе поражаюсь, Агафон, в кои-то веки забрёл в ресторан с китайской кухней, и вместо того, чтобы попробовать что-то новое, расширить свой гастрономический кругозор, ты опять готов припасть к тарелке со своей любимой лапшой на куриных потрошках, подналечь на оладушки… Это что? Духовная лень? Неспособность к познанию мира? Ты бы ещё кулебяку или окрошку заказал. Или строганину с луком!

— И заказал бы, коли б тут такое водилось, — согласился Иванов. — А то вот читать в меню даже срамно: «щупальца осьминога» — это как? Это на что похоже?

— На щупальца осьминога!

— Вот и я тоже думаю, что из настоящего осьминога… Не удивлюсь, если окажется, что все эти узкоглазые едят тараканов, пауков и прочих гадов ползучих… сколопендров всяких или змей.

Как раз подошедший метрдотель, услыхав слово «змея», живо откликнулся и на ломаном русском языке, впрочем, достаточно правильном грамматически, кивая и кланяясь, принялся пространно объяснять, что у них действительно есть блюда, приготовленные из змей. По его мнению сей деликатес увеличивал мужскую силу. Змеиную кровь, согласно его рассказу, надлежало пить в сыром виде сразу, как только змее отрубается голова, а мясо можно жарить разными способами. А ещё из змей, если точнее — из кобр (при этом толстый китаец руками изобразил вокруг своей головы и шеи как выглядит раздувшая свой «воротник» кобра) — в Китае готовят особенное белое вино. Убедившись, что своим рассказом он заинтриговал слушателей, метрдотель обернулся к стоявшему у скрытой двери официанту и проговорил ему тарабарское, щелкнув пальцами. Через полминуты перед сыщиками предстала стеклянная зеленоватая бутылка с раздутыми боками и узким горлышком, внутри которой, погруженная в желтоватую жидкость, находилась кобра. Она как бы стояла вертикально, опираясь на хвост, скрученный кольцами на дне бутылки, при этом голова ее подпирала «плечики» бутыли, над которыми начиналось узкое горлышко сосуда. Змеиные глаза оказались открыты, «воротник» раздут, в хищно разинутой пасти она держала крохотную змейку.

Иванов взял бутылку в руки и, не скрывая удивления, уставился в глаза агрессивной твари:

— И кто ж тебя так, милая, уделал? Даже пожрать перед смертью не дали, вот изверги!

Шумилов при виде любопытной бутылки оживился:

— Предлагаю вопрос для нашей доблестной сыскной полиции, отличающейся, как известно, находчивостью и умением думать быстро: как в эту бутылку с узким горлышком попала сия змея? Как видите, горлышко много уже головы и тем более раздутого «воротника» красавицы…

Гаевский, приняв бутылку из рук Иванова, с улыбкой ответил:

— Загадка ваша, Алексей Иванович, не столь сложна, чтобы поставить в тупик такого титана мысли, как Агафон Порфирьевич Иванов. Я без труда могу предположить, каким именно окажется его ответ: змея росла в бутылке, это был её домик, нора, гнездо — не знаю, где там живут змеи — пока коварный Туи, или как там его! не залил её цинично водкой, да ещё в самый интимный момент — когда голуба наша трапезничала.

— Так что она ещё и непотрошёной осталась! — заметил Иванов. — Вот же гадость!

Этого Агафон уже никак не мог вынести; он сделал выразительный взмах кистью руки, показавший его презрительно-гадливое отношение к товару, и демонстративно повернулся к стене. Гаевский же, дабы смягчить невежливость коллеги, вернул бутыль китайцу, уважительно поцокав языком и округлив глаза, дескать, увидел настоящее чудо.

Когда первый голод оказался утолён, заговорили о деле. Шумилов рассказал о свободной торговле казначейскими облигациями, которая ведётся банковской конторой братьев Глейзерс со значительным дисконтом, то есть ниже той цены, с которой эти бумаги выставляются на продажу в других банках.

— Глейзерсы торгуют облигациями тысяча восемьсот семьдесят пятого года выпуска, причём теми же самыми, что находились во владении у Николая Назаровича Соковникова, — убеждённо проговорил Шумилов и выложил на столик перед собою конверт с четырьмя ценными бумагами, приобретёнными госпожой Раухвельд. — Вот-с, полюбуйтесь господа, по моей просьбе одно лицо купило четыре штуки. Я проверил номера этих облигаций и установил, что все они принадлежали Соковникову. Отсюда вопрос, рассчитанный на находчивость уважаемых господ сыщиков: почему облигации Соковникова вдруг оказываются в какой-то малоизвестной банковской конторе, где продаются по заниженной цене?

Иванов и Гаевский слушали Шумилова со всё возраставшим вниманием. Когда на столе появились ценные бумаги, сыщики взялись их рассматривать, передавая друг другу.

— Секундочку, Алексей Иванович, сначала ответьте-ка сами на вопрос, — подал голос Агафон, — насколько достоверно утверждение, будто именно эти облигации хранились у покойного скопца? Не выдаёте ли вы желаемое за действительное?

Шумилов рассказал о посещении государственной комиссии по управлению долгами и своём общении с её руководителем.