Скопус. Антология поэзии и прозы

Леха. Пусть он по службе начальник, а ты простой таксист, в духовном мире вы равны, оба — инженеры человеческих душ.

Никитич. Верно, едрена вошь, в игре справедливость — первое дело! Играем свару.

Микола. Свару, так свару, я что? Я не против. Справедливость в человеке — это главное. (Наливает водку). Вот я по роду своей работы много встречаюсь с разными людьми, и вошло у меня в привычку изучать окружающий мир.

Пьют.

Леха. Справедливость — это русло нравственности.

Микола. …люди встречаются разные: и грешники и святые…

Никитич. Нет таких, чтоб не грешили. Все грешники, едрена вошь, хоть и святые…

Микола (в лирическом трансе). …Еду я, бывает, по улицам ночного города и обращаю внимание на освещенные окна домов, а в них мелькают бытовые кадры из жизни других людей…

Леха. Судьба — это обстоятельства. (Бросает деньги). Даю полтинник. Уравниваем?

Никитич. Уравниваем. (Бросает деньги).

Микола. А я удвою, мне не жалко. (Бросает рубль). Эх, нужны стране герои, да где их взять?

Никитич (открывает карты). Есть такая партия!

Микола (открывает карты). Опять твоя. Никитич! За это выпить надо. (Наливает водку).

Пьют.

Мы, значит, все на транспорте работаем… И транспорту надо уделять особое внимание… А ну, Леха!

Леха. Наша жизнь — это движение — прервав которое обрываешь нить жизни.

Никитич. Да, транспорт — великое дело. Вот я на транспорте с сорок шестого служил. Мы тогда зэков на Воркуту возили. И что бы мы без транспорта? (Плюет). Во! Плюнь и разотри! Ведь сколько народу было: одних ингушей не счесть, и разных других чучмеков. А потом к сорок девятому жиды пошли — ох, вредное семя, едрена вошь!

Микола. Я и говорю, без транспорта никак! А, значит, нужна мне исправная тачка, раз я на транспорте. Сколько мне еще на этом драндулете Москву позорить? Ты ведь, Никитич, большой человек — ты понять должен! На транспорте без исправной тачки не жизнь! А ну, Леха, скажи!

Леха. Жизнь — это мать мира и отец источников!

Микола. В самую точку! Иди теперь проверь удочки: как там наша рыбка. (Леха уходит). Ведь если мне хорошую машину, я королем буду. И тебя уважу, не сомневайся. А что толку в этой старой рухляди? Тому в лапу дай — тормоза прокачать, этому в лапу дай — бампер заварить, а на руках что остается? Шиш! А без деньжат ты никто. Допустим, тебя не казнят сегодня, допустим, только завтра, но если в кармане пусто, так закон допускает к тебе беззаконство. А раз так — лучше в попы идти, чем в транспорт!

Никитич. Нет, едрена вошь, в попы тебе нельзя, это точно! Чтоб попом стать, надо семинарию закончить!

Микола. А что есть поп? Это я тебе скажу сразу: поп должен иметь бороду — это раз, и не жениться ни на какой другой жене — это два. И все, больше ничего ему не надо.

Никитич. А я тебе еще скажу, едрена вошь: главное — поп должен быть партийный!

Микола. Ну и что? Разве я не могу стать партийный? Я это право в огне боев заслужил. У меня три ранения и мемориальная доска на стене дома в городе-герое Севастополе. Так скажи, заслужил я или нет?

Никитич. В огне боев — конечно. Но вот водки пьешь много.

Микола. А что водка? Водка — вещь законная, она в магазинах продается. (Наливает). Вот ты, разве не пьешь?

Пьют.

Ну, допустим, я сегодня выпивши, так уже не человек, да? Уже меня можно за шиворот?

Входит Леха, подсаживается к ним, пьет.

Никитич. Разве б я ее, проклятую, в рот брал, если бы не биография? Одна биография во всем виновата, а то б я ни за что, едрена вошь! Ты вот, к примеру, на Воркуте не служил, а говоришь! Там без водки — нельзя! Всю зиму темно — ночь, — понимаешь! Все ночь и ночь, свету белого не видать, едрена вошь, а вокруг одни зэки. А зэки, разве они люди? Волки они, едрена вошь! А из-за них сидеть там приходится, сторожить, а вокруг все снег, едрена вошь, снег, снег! И трава не растет! И баб никаких, даже блядей, не то что девок!..

Леха. Девственность — это щит запрета, сломав который…

Микола. Ну и что, пусть я выпивши, так меня, значит за шиворот? Так я уже не человек, значит? Значит, я уже лишний, выходит? Меня, выходит, уже можно метелить, брить-стрить и на пятнадцать суток? А потом что?

Леха. Потом — это возможное никогда!

Никитич. А то как засветит в небе — хуже пожара — сияние, едрена вошь, называется. Так и полыхает: и красным и синим, и черт-те каким, едрена вошь! Ну, думаешь, все: кранты, Конец света! И зэки все бесноватые становятся, как волки воют — тут только держись! Как не выпить, когда, может, последний день живешь?

Микола. Почему это я не человек, если выпивши? Ведь я в войну, может, героем был! Может, мое имя в городе-герое Севастополе на мемориальной доске на стене вырублено! А что не погиб, так разве я виноват? Вполне мог погибнуть! Меня сам адмирал, может, уважал за храбрость!