Скопус. Антология поэзии и прозы

Ангелов сокрытолицых усталые кони влекли —
               там —
        за веками у горизонта —
          его ресницы разъяв,
    выкатывался Аллаха тигриный лик,
  и гладила шкуру пустыни рука в перстнях.

          День обокрал менялу,

          за угол ночи свернул,
        алой подкладкой плеща —
          вот его след простыл…
    Степенная пара грегорианских минут,
  оборотясь к пустыне, свою бормочет латынь.

      Мрак на тусклые угли наступит,

            дурак хромой,
             чертыхнется,
          чтоб оступиться опять.
Долго еще Иерусалим будет раскачиваться над тьмой
        на каменных неизносимых цепях.

                 Итак,

           мы сидим вкруг стола.
          Нам еще далеко до утра.
        Помаленьку в кости идет игра.
     Стекают потоки звезд по нашим щекам,
               а позади луны
    восходит лицо Лилит, еврея безумной жены,
                 восходит
                и разевается
                 черный рот
                и произносит:
         «Тысяча девяносто девятый год.»

 все-таки жизнь длинна, лемуры мои, и так длинна,

    что к середине ее забываешь и речь о ком;
       повествованье, кажется, о других
 и важных вещах, как-то: голод, любовь, война…
         Пауза, как ребенок слуги,
         стоит за дверным косяком.

     Да вы ведь уже наблюдали танец Лилит

        при воссияньи этой самой луны,
         только сады были занесены,
       и на Иудейские Холмы снега легли.
      …она танцевала в белом пустом саду
       в тысяча девяносто девятом году.

                   Вы

              ведь уже лежали,
               уставясь в свод,
  и чтица сновидений ваших расхаживала у головы
      и оправленным в серебро коготком —
               вот так вот —
                пробовала:
             а не живы ли вы…
                   Вы
            видели танец Лилит!
             Ваши губы в меду!
        в тысяча девяносто девятом году.

   «Но все поправимо, — сказал крестоносец, —

                           пока сияет луна».
 И взял Иерусалим, и бросил как кости — и со стола
      они покатились — что-то вроде числа
               выпало нам.
    (Нам всегда выпадает что-то вроде числа.)
   Лилит, безумная дура, числа с костей прочла.

        …и танцевала еврея жена Лилит,

           ибо была безумна она.
         В сопровождение били лишь
            барабаны вина,
   Да датская флейта подсвистывала у Яффских
                                  Ворот им.
 В тысяча девяносто девятом году в городе Иерусалим…

                  Кресты,

             пришитые к его плечам,
                приподымались,
               когда он смотрел на
                     то,
                  как плясяла,
                власа свои волоча,
                     Лилит
                     пьяна,
                и даже лицом дурна.
    Выходил из-за плеча крестоносца слуга его час,
              всем подливал вина.

        …бьют барабаны вина музыку свою.

             Разевается черный рот.
        Ах, лемуры мои, пока барабаны бьют,
               мы повторим урок:
    Снова кости свои раскинет крестоносец на турнире
                                    или в бою,
            и я — когда тому станет срок.

   Но, как говорил он: «Все поправимо, пока сияет луна»

         Я бы добавил — пока еще жизнь длинна,
        пока на Иудейские Холмы снега не легли.                 Час подносит вина,
                   и нам танцует
                      Лилит.

3.