– Молодец, успел. Инвалидом останется, конечно, но жить будет.
В одной небольшой больничке районного масштаба, в терапевтическом отделении лежал тяжелый больной «по уходу».
Это когда дома за таким пациентом присматривать некому, так раньше в больницу клали иногда на несколько недель, а иногда и на месяцы. Вот этот пролежал какое-то время и наконец помер.
Заведующий вызывает двух студенток, которые на практике из медучилища, дает им оформленную для вскрытия историю и говорит:
– В палате за ширмой лежит труп, возьмите его и доставьте в морг.
Студентки спорить побоялись, пошли смотреть. Трусят, конечно. Видят: труп не старый еще. Сообразили, что в корпусе грузового лифта нет, есть только небольшой – пассажирский.
Стали думать. Взять носилки, привязать, да стоймя занести? Силенки не те. Парни б так и сделали, так иногда на «Скорой» трупы спускают в маленьких лифтах многоэтажных домов.
Девчонки решили взять сидячую каталку. Решили – взяли.
Кое-как окоченевший труп в каталку втиснули, покатили к лифту. Закатили в лифт, посмотрели, а больше никто войти не может. Кто-то из медиков, проходивших мимо и наблюдавших сцену погрузки трупа, глумясь, подсказал:
– А вы на него садитесь верхом!
Девчонки на такое не решились. Нажали на кнопку первого этажа и, пока двери закрывались, помчались вниз. Прилетели.
Лифт приходит. А он пустой.
Где труп?!
Девчонки заметались в панике. История в руках, посмертный написан, а трупа нет! Что делать?!
Очевидно, что его кто-то выкатил из лифта. Но кто? На каком этаже и главное – зачем?
Никому ничего не говоря, девчонки не торопясь пошли по этажам, заглядывая во все палаты и процедурные.
Первый – ничего.
Второй – тоже.
На третьем они видят, что в коридоре стоит их каталка, а из процедурной доносится свист «дефикарда»[18]
, и кто-то ритмично хекает.Они осторожно заглянули внутрь.
Врач-интерн делает их трупу непрямой массаж сердца. Изо рта трупа торчит интубационная трубка, подключен кислород, капельница, в центральную вену[19]
уже капает раствор…Девчонки встали в коридоре и ждут, пока доктор наиграется с их трупом.
Минут через десять интерн вытер пот и вышел из процедурной. Увидев девчонок-студенток, он доложил:
– Не выходит. Констатирую смерть.
Девчонки кивнули, мол, они не возражают. Спрашивают осторожно, вдруг доктор решит еще чего-то делать или, не дай бог, заведет новую историю.
– Можно забрать?
– А куда вы его хотите?
– В морг. – Они показали историю, и доктор пролистав ее, все понял. Покраснел, но сказал важно:
– Забирайте, конечно.
Девушки опять усадили труп в каталку и уже без приключений доставили к патанатому.
Интерн, выйдя во двор, закурил, и, глядя вслед удаляющейся каталке, сказал подошедшему коллеге:
– Я ведь чего решил? Если человек один в лифте, значит, заехал сам. Заехал и помер. А раз помер сейчас, значит, есть шанс реанимировать. Ну и включил весь комплекс по полной. Хорошо, хоть оборудование оказалось под рукой. А оно видишь как… Накладочка вышла. Бывает!
Не угадали!
Студенты-медики на старших курсах развлекаются и тренируют наблюдательность, ставя диагноз, а точнее предполагая его по внешнему виду у случайных прохожих. Это происходит везде, особенно в транспорте, когда есть возможность рассмотреть человека, но при этом его не трогать и не расспрашивать.
У нас в институте это называлось «поиграть в Боткина». Почему в Боткина?
О профессоре популярны байки, где описывается его проницательность и умение ставить диагноз «от порога». Но все это только благодаря фантастической наблюдательности и анализу.
Чего стоит история, в которой пациенту, служащему в Московском Кремле и страдающему «рецидивирующей простудой» (ОРЗ, насморк и т. п.), Сергей Петрович порекомендовал ходить на службу не через Спасские ворота, а через Троицкие. Тот послушался, и простуда скоро сошла на нет.
В истории нет никакой мистики. Просто все, проходящие под образом (иконой) Спаса Нерукотворного над вратами, обязаны снимать шапку. А именно в створе ворот голову проходящего ополаскивал ледяной ветер.
Однажды Боткина пригласили к сложному пациенту, которому никто не мог поставить диагноз и соответственно назначить правильное лечение. Рассказывали родственники больного, что Боткин только вошел в комнату, осмотрелся и вышел, на ходу объявив: «Смените в комнате обои и перекрасьте печку обычным мелом!»
Требование выполнили, и больной пошел на поправку.
Ответ такой «экстрасенсорной» проницательности прост: в краске, которой пропитывали в те годы бумажные обои, содержались соли свинца в очень большом количестве. Свинец входил, видимо, и в белила, которыми покрыли в комнате печь. Соответственно в жарко натопленном помещении воздух был ими наполнен, а по описанным симптомам, о которых Боткин уже слышал ранее, он догадался, что они связаны именно с отравлением свинцом. Оставалось только убедиться в догадке, что проблема именно в обоях и побелке печи.
Естественно, что после таких историй, рассказанных на лекциях по терапии, у многих студентов появлялась тяга «играть в Боткина».