Скорбь Сатаны

К середине сентября в Уиллоусмир-Корт прибыл мой сановный гость королевских кровей и провел у меня неделю. Разумеется, ясно, что когда принц Уэльский оказывает кому-то честь своим визитом, право выбора тех, кого он будет там принимать, принадлежит исключительно ему. Так он и поступил; и я оказался в странном положении, будучи обязанным развлекать тех, кого совершенно не знал; тех, кто по сомнительному обычаю «высшей десятки» смотрел на меня лишь как на обладателя миллионов, угождающего их аппетитам. Свое внимание они уделяли Сибил, что благодаря своему происхождению и знакомствам считалась одной из них, а я, хозяин поместья, невольно оказался в тени. Однако моей гордыне льстило то, что я развлекал особу королевской крови, и самоуважения во мне было меньше, чем в отъявленном негодяе – я был рад, что по сто раз в день меня унижали, тревожили и беспокоили «великие» мира сего, свободно расхаживавшие по моим владениям и пользовавшиеся всей роскошью моего гостеприимства. Многие считают, что развлекать аристократов почетно; я же, напротив, полагаю, что это не только унизительно для независимого мужчины, но и невероятно скучно. Эти высокородные субъекты с большими связями большей частью невежественны и лишены живости ума – они неспособны поддерживать беседу, из разговора с ними ничего не почерпнуть. Это скучная публика с раздутым самомнением, ожидающая, что везде, где бы они ни появились, их ждет приятное и беззаботное времяпрепровождение. Из всех гостей, посетивших Уиллоусмир, приятно было угождать одному лишь принцу Уэльскому – страдая от бесчисленных оскорблений, причиняемых другими гостями, я был рад уделить ему внимание, пусть даже ненадолго, так как манеры его всегда отличались деликатностью и любезностью, что является наилучшим свойством истинного джентльмена, будь он принцем или крестьянином. Из дружелюбия однажды он направился с визитом к Мэйвис Клэр и вернулся в весьма добром расположении духа, какое-то время говоря только об авторе «Противоречий» и о ее успехах на литературном поприще. Я попросил Мэйвис присоединиться к нам еще до того, как приехал принц, будучи уверенным в том, что она не откажется быть в числе представленных ему гостей – но она не приняла моего предложения, искренне попросив меня не настаивать на этом.

– Принц мне нравится, – сказала она. – Он нравится всем, кто его знает, но мне не всегда по нраву те, кто его окружает, уж простите мне мою искренность! Принц Уэльский – светский магнит, притягивающий всех, кто не умом, так богатством способен протолкнуться в его свиту. Я же не любительница толкаться и желаю находиться в обществе случайных людей. Можете считать это проявлением моей неправедной гордыни, или строптивости, как скажут наши американские собратья. Но уверяю вас, мистер Темпест, что больше всего, даже больше, чем свои успехи в литературе, я ценю свою независимость и не хочу, чтобы у кого-то даже по ошибке возникла мысль о том, что я только и жду, чтобы смешаться с толпой лицемеров и приспособленцев, только и ждущих возможности воспользоваться добродушием принца.

И поступив согласно собственным намерениям, она оставалась в уединении в своем цветущем зеленом гнездышке всю неделю, пока в моем доме шло веселье, вследствие чего, как я уже упоминал, принц в сопровождении своего конюха просто взял и отправился к ней в гости, где, насколько я могу судить, с удовольствием наблюдал за кормежкой «рецензентов» и их распрями.

Как бы мы ни желали видеть принца Риманеза, он не явился. Мы получили от него телеграмму с извинениями из Парижа; к ней прилагалось написанное в свойственной ему манере письмо, гласившее:

«Мой дорогой Темпест!