Скорбь Тру

Она переложила Линкольна на плечо и шлепнула Трумэна по заднице.

— Сохрани его до того момента, когда мы вернемся в постель, мальчик любви. Если ты сейчас сожжешь мою одежду, то мы не доберемся до пляжа.

Он жил там полгода, но так и не спускался к гавани. Этот вечер был идеей Джеммы. Дети должны узнать общество, в котором живут. Что может быть лучше прогулки по воде и сладкого вафельного рожка? Она знала, как быть семьей. Просто это была еще одна вещь из длинного списка, которую он в ней обожал. Хотя большую часть ночи она провела у него на квартире, он все равно оставлял ей рисунки утром на двери магазина, как делал прежде. Он боялся распространяться о призраках своего прошлого, но Джемма не боялась демонов, которые создали эту непроглядную тьму в его душе, и это стало его очищением от яда, снедающего его изнутри. Их совместная жизнь текла плавно, и Трумэн начинал чувствовать, что у него есть настоящая семья. Если бы он только мог протянуть руку Куинси, но тот снова выстроил стену между ними.

— Молозеное, — прозвенела Кеннеди.

Кеннеди сунула ему в руки пучок полевых цветов, напоминая о том, что говорила Джемма о желании просто бегать по лугу и быть обычным ребенком, когда она была моложе. Его удивило то, что в ней не было злобы, несмотря на ее воспитание. Любовь, которую она дарила ему и детям, заставляла его иногда чувствовать себя эгоистом, получая ее так легко.

— Мы уже уходим, милая, — Джемма погладила Кеннеди рукой по волосам, распутывая своенравный пучок и снимая розовую заколку.

Это была лишь одна из тех небольших вещей ради детей, для которых Джемма находила время, что заставляли его задуматься о ее детстве. Кто закалывал ей заколками волосы, когда она была маленькой девочкой? Ее няни? Или это была еще одна вещь, которую она упустила в жизни?

Они спускались вниз к «Сладким Губкам». Еще одно «впервые» для Трумэна. Возле небольшого строения фисташкового цвета высились две громадные скульптуры рожка с мороженым. Он поднял Кеннеди на руки, а она приняла позу, пока Джемма фотографировала их. Есть вместе с детьми мороженое — это казалось таким нормальным, это нужно сделать обязательным для большинства людей. Но он был так занят, пытаясь удержать на плаву себя и Куинси, когда они были детьми, что кафе-мороженое даже не возникало на его радаре. Теперь его мозг промчался открывающимся возможностям. Может ли жизнь быть такой, как эта? Нормальной? Он настолько сильно хотел этого, что становилось плохо.

Удерживая Линкольна одной рукой, другую он накинул на плечо Джеммы и наклонился для поцелуя.

— Спасибо тебе, — произнес он тихо.

Она посмотрела на него с любопытством:

— За что?

— За еще одно мое «впервые» и, возможно, если бы я не встретил тебя, то пропустил бы эти моменты, — она не только расширила рамки его мира и мира детей, она его изменила, даже не пытаясь это сделать. Он больше не чувствовал себя как, будто его удел — вечно что-то охранять.

Он придержал дверь для Джеммы, чтобы она могла спокойно пройти.

— Джемма! — на вид девушке, что приветствовала их, было лет двадцать с небольшим. Волосы были завязаны в неряшливый пучок и больше похожи… на солому? Вымыв руки и вытерев их полотенцем, она обошла стойку, ярко улыбаясь: — Кто достал тебя, чтобы ты появилась здесь сегодня? — она присела напротив Кеннеди.

Кеннеди передвинулась за ногу Джеммы и взглянула из-за нее на дружелюбную женщину. Джемма обняла Кеннеди и погладила ее по спине, успокаивая, так сладко, что естественно сердце Трумэна не выдержало и ухнуло вниз.

— Привет Пен, это Кеннеди, — Джемма опустилась на колени рядом с Кеннеди, — Кеннеди, это мой друг Пенни, она любит давать маленьким девочкам рожки с мороженым.

Кеннеди с опаской посмотрела на Пенни. Она вышла из своей скорлупы дома, но на людях где было много незнакомцев, по-прежнему терялась.

— Какой твой любимый вкус? — спросила Пенни.

Джемма взглянула на Трумэна:

— Мы для того и здесь, чтобы это выяснить, — она подняла Кеннеди на руки и подошла к витрине с мороженным. — Я думаю нужно попробовать несколько.

— Такая девочка мне по вкусу, — сказала Пенни, — она поднялась на ноги и улыбнулась Трумэну. — Но, для начала, кто этот татуированный молодой человек с ребенком на руках, который идет прямо за вами? Сталкер?

— Я не могу поверить, что не познакомила вас,— она коснулась руки Трумэна, глядя на него так, что выражение ее лица заставило его внутренности сделать кульбит. — Это мой парень, Трумэн. А этот маленький парень, — она погладила Линкольна по щечке, — его маленький мальчик. Брат Кеннеди.

Эти пять слов заставили его потерять бдительность.

Мой парень и его малыш. Трумэн раньше никогда не был чьим-то парнем. Слышать, как Джемма спокойно об этом говорит, так охотно и с гордостью в глазах, усиливало важность ее роли в их жизни. Для них обоих. Услышав, как Джемма назвала Линкольна его маленьким малышом, ему хотелось исправить это, они стали настолько близки, даже дети чувствовали, что они не только его, но он держал язык за зубами.