Скорбная братия. Драма в пяти актах

Элеонский. Знаешь, приятель? Патологию-то одну, значит, проходим, по тем же запискам.

Кленин. Да, скоро и экзамен!

Гудзенко. Приходила сюда девушка, вас спрашивала!

Элеонский. Меня?

Гудзенко. Да, фельдшер ее выгнал.

Элеонский (вскакивает). Ах, он скотина! Уничтожу бестию!

Гудзенко. Придет после доктора.

Элеонский. Кто бы это?.. У меня ведь нет полюбовницы, вон спросите Кленина.

Кленин. Это точно.

Гудзенко. Худенькая, небольшая.

Элеонский. А, знаю, Квасова. (Меняя тон.) Который час?

Гудзенко. Двенадцатый.

Элеонский. Не может быть! Черт знает, все мне кажется, что мы парохода дожидаемся…

Гудзенко. Какой же пароход? Снег давно на дворе.

Элеонский. Снег! Странно! А я чуть закрою глаза: все вода… так и подмывает под самое нутро…

VIII

Служитель (отворяет дверь). Генерал идут!

Гудзенко. Меня не погнали бы.

Кленин. Оставайся.

Элеонский. Посмотрите на птицу заморскую…

IX

Доктор, за ним фельдшер с книгой и два служителя.

Доктор (подходит к Кленину). Как вы?

Кленин. Слабость большая.

Доктор. Знаю. (Фельдшеру.) Elixir acidum galeri!{90}

Кленин. Порцию мне бы изменить, доктор.

Доктор. Зачем?

Кленин. Очень уж приелась.

Доктор. Острых вещей нельзя… Ванны продолжать. (Отходит.)

Кленин (ему вслед). Хоть манной-то кашей меня не пичкайте.

Доктор (фельдшеру). Ту же порцию!

Фельдшер. Пустые претензии-с, ваше превосходительство! От безделья.

Доктор (подходит к Элеонскому). Как вы?

Элеонский. Не знаю, как вы, а я – скверно.

Доктор. Жар?

Элеонский. Сны все премерзкие! Вы больше снитесь, то с человечьей головой, то с собачьей.

Доктор. Хорошо. Ванны продолжать. (Фельдшеру.) Patio Riveri!

Фельдшер. Спит все господин Элеонский.

Доктор. Худо. Не спать! Порция та же! (Уходит, за ним фельдшер и служители.)

Элеонский (громко). Asinus asinum fricat…{91}

Кленин. Вот тебе и весь сказ!

Гудзенко. Генерал!

Кленин. И не думал быть. Это команда его так величает.

Элеонский. Я, братцы, во сне видел, он совсем и не человек даже… он птица! Послушай, Кленин, ты книжек много читал, есть такая на свете Стратим-птица{92}, где-то я слыхал?

Кленин. Как же, братец, птица древняя, в Голубиной книге упоминается.

Элеонский. В Голубиной?

Кленин. Да… Почитал бы я теперь стихов!

Элеонский. Каких, державинских?

Кленин. Нет, духовных бы стихов… Что за прелесть!{93}

Элеонский. Душеспасительного захотел небось!.. Ну, это ты, братец, дуришь, надо тебя в ванне выкупать.

Кленин (обращаясь к Гудзенко). В духовной школе учился, а не понимает красоты благочестивого одушевления.

Элеонский. Нет, братец, не понимаю. А аттестат зато у меня важный!.. Я тебе покажу как-нибудь. Сказано: падучей болезни не имеет, в патристике успехи оказал отличные, в медицине и сельском хозяйстве – достаточные, во французском языке – весьма хорошие! А я хоть бы слово одно разумел! Лошадь как-то ну завон назвал!..

X

Фельдшер. Господин Кленин, пожалуйте в ванну!

Кленин. Да я не хочу.

Фельдшер. Доктор приказал продолжать по две ванны в день.

Гудзенко. Ступай, друг, а я забегу тут в трактирчик. Ведь со мной шли Сахаров с Подуруевым. Только закусить завернули в заведение.

Кленин. Подуруев уж не может!..

Фельдшер. Пожалуйте же, господин Кленин!

Кленин. Иду!

Элеонский. Послушай, братец! Не важничай ты, сделай милость, а то я с тобой дурно обойдусь.

Фельдшер. Извольте идти!.. (Уходит вслед за Клениным и Гудзенко.)

XI

Элеонский. Опять спать хочется! Экая дьявольщина!.. Да, Квасова-то дожидается! (Встает, идет к двери и встречается с Квасовой.) Как это вы ко мне забрели? Покорно прошу.

Квасова. Ну как вы, Элеонский?

Элеонский. Скверно. Садитесь. Мебели-то у нас мало, зато просторно. Видите, камера заправская.

Квасова. Григорий Семеныч, я все не могу опомниться… Услыхала я, что вы в больнице, от Категорийского, так у меня руки и отнялись! Стою у кассы{94}, буквы-то беру зря, где надо «емъ», я «о» тычу…

Элеонский. Говорил я вам, барышня, помните, насчет своей судьбы: подберут где-нибудь, стащут в больницу… Так и случилось!

Квасова. Ах, что вы! Вот я вам принесла тут (развязывает узел) папирос да книг, бумаги… Может, вздумается пописать.

Элеонский. Ха, ха! Писать!.. Мне и говорить-то противно, сударыня… И что это такое со мной делается, ума не приложу.

Квасова. А что?

Элеонский. Все сны, все сны, без начала, без конца!