Скорбные элегии. Письма с понта

Вместо речей письмена, которые ныне читаешь,
Мчали к тебе, Мессалин, с гетского брега привет.
Ясно ли, кто их послал? Иль, если не названо имя,
Ты не поймешь, что Назон это письмо написал?
5 Разве, кроме меня, у тебя на окраинах мира
Есть друзья — коль могу зваться я другом твоим?
Боги да уберегут всех, кому ты дорог и близок,
И не дадут увидать варваров здешних вблизи!
Хватит того, что я между льдами и стрелами скифов
10 Жить обречен (коли жизнь есть умирания род),
Что и войною грозит мне земля и стужею — небо,
Гетская ярость — копьем, градом — ненастье зимы,
Что прозябать мне в стране, и плодов и гроздей лишенной,
Где не найти уголка, чтобы спастись от врага.
15 Пусть невредимо живет твоих почитателей свита —
В ней, как и в римской толпе, был ведь когда-то и я.
Горе мне, если от слов подобных ты оскорбишься,
Если объявишь, что я не был в друзьях у тебя.
Будь это правдой — простить и тогда ты обманщика должен:
20 Славе твоей повредит вряд ли мое хвастовство.
Кто, с кем Цезарь знаком, не считал себя Цезаря другом?
Я утверждать берусь: ты моим Цезарем был.
Я не вторгаюсь туда, куда не положено: хватит,
Если признаешь, что твой атрий[384]

меня принимал.25 Пусть и не было больше, но все же в толпе, что желает
Доброго утра тебе, меньше на голос один.
Вспомни: от дружбы со мной не отрекся твой славный родитель —
Песен хвалитель моих, светоч и двигатель их, —
Слезы лил я по нем, последнюю дань отдавая,
30 Песню сложил, что была долго у всех на устах.
Сам признай — ведь твой брат[385], с кем не меньшей ты связан любовью,
Чем Танталида сыны и Тиндарея сыны,[386]
Не утверждал, что ему я ни спутником не был, ни другом —
Сам признай, коль во вред это не будет ему.
35 Если во вред, то пускай и в этом лжецом я предстану —
Я предпочту, чтоб ваш дом был бы закрыт для меня.
Впрочем, зачем его запирать? Уберечь от ошибок
Он, сколь бы ни был могущ, всех не способен друзей.
Сколь я о праве мечтаю вину опровергнуть открыто,
40 Столь очевидно для всех: злоумышлять я не мог.
Ведь не будь ничего, что достойно прощенья, в проступке,
Только в изгнанье сослать — кара была бы мала.
Ясно увидел он сам, всеблагой, всепровидящий Цезарь,
Что провинность мою глупостью можно назвать.
45 Сколь позволяли вина и виновный, столь милостив был он,
Добрый, умерил удар молнии грозной своей.
Жизнь он мне сохранил, состоянье, надежду вернуться,
Коли смягчат его гнев ваши мольбы обо мне.
Было тяжелым паденье. Так надо ль дивиться, что раны
50 Столь глубоки у того, кто от Юпитера пал?
Хоть и тщился Ахилл сдержать беспредельную силу,
Все ж Пелионским копьем насмерть врагов поражал.
Раз уж меня пощадил приговор карающей длани,
Незачем двери твоей лгать, что не знает меня.
55 Да, признаюсь, она мной не чтилась бывало, как должно,
Хоть и, наверное, был жребий мой в том виноват.
Дому другому[387] ведь я не служил с таким постоянством —
С вашими Ларами был — там или здесь — я всегда.
Брата любишь ты так, что пусть не тебя почитал я,
60 Все ж на тебя как друг брата имею права.
Принято делать добро в благодарность за чью-то услугу —
Но не пристало ль тебе делать добро наперед?
Если позволишь, совет тебе дам я: моли у бессмертных
Дар — чтобы больше давать, чем воздавать за труды.
65 Ты ведь таков и есть — я помню, как часто давал ты
Повод, чтоб сами за то мы воздавали тебе.
Так что, прошу, Мессалин — кем угодно прими меня снова,
Дай мне не быть чужаком в доме знакомом твоем!
Если не плачешь над тем, что Назон по заслугам страдает,
70 Плачь хоть над тем, что Назон все это сам заслужил!