Скоро Москва

На проводы в деревню приезжает даже глава округа из Солнечного. Поддернув штанины, он выходит из машины, надевает респиратор, озирается, выбирая, куда наступить – вся проезжая часть в ямах, пешеходную тропинку развезло, – здоровается с отцом Александром из «Боевого братства», который приехал дать благословение. Новобранцев ждет автобус, по пути покрывшийся слоем грязи, водитель, матерясь, оттирает тряпкой лобовое стекло и зеркала. Деревенский староста протягивает руку главе округа, тот пожимает ее, глядя в сторону, и глухо усмехается: «Не начинаем, телевизионщики где-то застряли». Поодаль стоят и курят бледные обритые мальчики, почти у всех походные рюкзаки набиты вещами – родители готовились заранее, откладывали деньги на спальники и бронежилеты, – только у двоих полупустые мешки. Мать одного из них отделяется от толпы заплаканных женщин, подходит к нему, обнимает, шепчет что-то на ухо, за ней тянутся другие. Отцы тихо переговариваются в стороне. На футбольном поле играют дети, стреляют друг в друга из палок. «Я тебя убил!» – кричит один, другой отвечает: «А русские не сдаются! Тра-та-та-та!»

Забор, отделяющий деревню от СНТ, когда-то построили дачники, чтобы к ним не ходили деревенские, а сами годами набирали воду из уличных колодцев и выкидывали мусор на стихийно разраставшуюся свалку, пока колодцы не закрыли, а свалку не обнесли забором. Вдоль него Варя ездит за молоком и яйцами – мимо выцветшего плаката «Свалке нет!» и сделанной баллончиком надписи: «Вытоптали поле, засевая небо».

Дачники год за годом пишут требования в администрацию района, обращения к президенту, подают иски и, в очередной раз проиграв, выходят с пикетами к дороге, перекрывают путь мусоровозам. Деревенские посмеиваются над ними – попробуй добейся правды, когда все куплено и схвачено, – заносят охранникам свалки чекушку и идут собирать все, что можно сдать за деньги.

Губернатор рассказывает по телевизору, какой высокотехнологичный завод по переработке мусора ударными темпами построят в ближайший год и как Солнечному району повезло, что это место выбрала партия. Отец хмыкает. Весь экран занимает карта, серое поле, обозначающее свалку, почти такое же по размеру, как зеленый участок оставшегося елового леса. Лес и СНТ заштрихованы, отец успевает прочитать бегущую строку: «Запуск завода в III квартале текущего года». После этого показывают репортаж: новобранцев из Ёлочек благословляет отец Александр, матери в слезах крестят их, первоклассники дарят от школы вязаные носки и теплые шапки, закадровый голос говорит: «Партия желает нашим будущим героям вернуться с победой…» – на фоне видна свалка, по серпантину на вершине ездят маленькие, словно игрушечные, мусоровозы, над ними кружат птицы.

Уведомления приходят дачникам на серой, почти прозрачной бумаге – их вставляют в щели калиток, накалывают на штакетник. Дождь и ветер за пару дней оставляют на них только обрывки фраз: «…участок подлежит изъя… дома подлеж… сносу…». Председатель объявляет собрание и, пряча глаза, советует брать компенсации, пока дают, и не подавать коллективных исков. «Суды годами идут, а жизнь коротка, – говорит он, – да и денег на юристов у правления нет». Поднимается возмущенный гул, но председатель отмахивается и, бросив документы на покрытом клеенкой столе, уходит на свой участок.

Через несколько дней к забору СНТ подгоняют бульдозеры. Деревенские, узнав о готовящемся сносе, смеются дачникам в лицо: «А вы-то, оказывается, на птичьих правах тут жили».

В деревню съезжаются строители в поисках работы. Вагончиков в стройгородке не хватает, и деревенские втридорога сдают свободные комнаты, бани, чердаки, сараи, подвалы. Отец знает об этом, но отказывает всем, кто заходит к нему с вопросом о жилье. С тех пор как Варя выросла, он даже соседей не зовет «культурно посидеть».

Степаныч говорит, угощая его через забор сигаретами «Крым»:

– Из свалки обещают сделать горнолыжный курорт. Представляешь, все перекопают, землей засыплют и отели построят, и подъемники, и дорогу новую. Я в штаб зашел, рассказал им, как я в молодости Сочи к Олимпиаде отстраивал, был сначала прорабом, потом начальником участка назначили, когда руководство приезжало – я всех встречал, водил, я знаешь с какими людьми знаком? Важным человеком был! Может, назначат и тут меня.

Варя возвращается из школы, заезжает в калитку на велосипеде, здоровается со Степанычем.

– Варя-то совсем невеста уже выросла! А когда нашли ее, помнишь, думали, не выживет, маленькая, красная, в пакете в этом. – Сосед качает головой и ухмыляется, глядя ей вслед. – Дачи эти снесут на хрен, потом забором обнесут всю территорию, чтоб завод строить, и деревню нашу тоже, будем как в коттеджных поселках с охраной, элитно.

Отец не отвечает, тушит сигарету, бережно прячет окурок в карман и возвращается в дом. Варя лежит на печке, отвернувшись к стене.

– Хочу сдохнуть, – говорит она глухо, – ненавижу это все. Почему Степаныч так смотрит? Почему они все так смотрят?

Отец вздыхает, ставит чайник на плиту.

Варя нарезает колбасу и сыр.