Скоропостижка. Судебно-медицинские опыты, вскрытия, расследования и прочие истории о том, что происходит с нами после смерти

В интернатуре от своей наставницы я услышала: «Утопление – это диагноз, с которым надо определиться у стола». Стол имелся в виду секционный, и означало сказанное, что эксперту на вскрытии, не надеясь особо на дополнительные исследования, необходимо сразу же проанализировать увиденное и установить причину смерти – утопление или нет, а материал на анализы набирать прицельно для доказательства своей точки зрения.

Оказалось, что утопление – диагноз комплексный, устанавливается по совокупности признаков, что описанные в литературе проявления далеко не всегда четкие, явные, чаще смазаны, что многие признаки не постоянны и не работают по отдельности. Утопленники, проплававшие в воде несколько дней, даже если в воде сохранились относительно свежими, после извлечения гниют очень быстро и за несколько часов приобретают типичный вид трупа с далеко зашедшими гнилостными изменениями, за которыми разглядеть морфологическую картину утопления не удается. Для исследования на планктон обязательно нужен образец воды из водоема, откуда был извлечен труп, чтобы сравнить панцири диатомей или песчинки – псевдопланктон, обнаруженные во внутренних органах трупа и в той воде. Сотрудники правоохранительных органов часто об этом забывают или отмахиваются от экспертов, если те выезжают осматривать труп на место происшествия, и труп приезжает в морг без воды. Иногда, конечно, извлечение тела связано с техническими трудностями, и тогда забрать воду просто невозможно.

Диагностировать смерть в воде от других причин тоже не всегда легко и просто. Понятно, если из головы трупа торчит топор, или в крови обнаружена лошадиная доза морфина, или сердце разорвалось от инфаркта (разрыв сердца, кстати, отнюдь не метафора, а патологическое явление, когда стенка сердца в зоне инфаркта, то есть в зоне некроза, где миокард погиб, рвется в буквальном смысле), вряд ли вы станете упираться, что такой человек именно утонул, а топор, морфин и инфаркт случились гораздо позже, сами по себе. Но такие случаи, на беду экспертов, встречаются реже. Топоры, по моим наблюдениям, выходят из моды в последнее время. Морфин или алкоголь в крови трупов в концентрациях ни то ни се, по классике токсикологии для смерти мало. А доля острых форм ишемической болезни сердца, таких как инфаркт миокарда или острая коронарная недостаточность, которые видны невооруженным глазом на вскрытии, в общей статистике смертности от болезней органов кровообращения гораздо меньше, чем доля хронических разновидностей, доказать роль которых в генезе смерти только на материале вскрытия, без клинических данных, сложнее.

Тело доставлено в синтетической серо-красной полосатой «челночной» сумке, руки и ноги согнуты, связаны, руки сложены на груди, колени подтянуты к животу. В сумке кирпичи и булыжники. Первая мысль – мужчину утопили.

Работать и жить в постоянных сомнениях не проще, следующее умение, необходимое эксперту, – останавливать поток раздумий, принимать решение, обосновать это решение для себя, тогда никто не свернет вас, и последовательно отстаивать свое решение, даже если в конце концов придется признать, что вы заблуждались. Но заблуждались, разумеется, совершенно искренне и от чистого сердца. В моей практике бывают случаи, когда опыт старших коллег, необычная ситуация, нетипичные обстоятельства происшествия или редкость обнаруженной патологии заставляют сомневаться до последнего. Как в том случае с утоплением. Точнее, с извлеченным из пруда.

Диагностировать смерть в воде от других причин непросто. Понятно, если из головы трупа торчит топор, или в крови обнаружена лошадиная доза морфина, или сердце разорвалось от инфаркта, вряд ли вы станете упираться, что такой человек именно утонул. Но топоры, по моим наблюдениям, выходят из моды в последнее время.