Скорпика

Эминель получила достойный отпор.

– Понятно.

– Ну, я полагаю, что тогда мы к чему-то пришли.

– Так куда ты меня ведешь?

– Во Дворец Рассвета, – ответила Ищейка.

Эминель уперла ноги так сильно, что веревка между ними натянулась, остановив Ищейку. Она нахмурила брови, повернулась к Эминель и резким рывком дернула веревку так, что та обожгла ей запястья и девочка упала.

– Больше так не делай, пожалуйста, – сказала Ищейка. Впервые она сказала пожалуйста в присутствии Эминель. В ее устах это слово прозвучало почти мерзко.

Уткнувшись лицом в грязь, Эминель думала обо всех словах, которые мать предупреждала ее не произносить, обо всех изобретательных эпитетах, которые она слышала из кривых, пестрых уст Фасик. Гнойник. Членоголовая. Хренова морда. Задница. Херонос.

– Называй меня, как хочешь, – сказала ей Ищейка, ее голос снова перешел в рычание, – но делай это шагая.

Поэтому Эминель следовала за ней, как и раньше, воздерживаясь от вопросов. Теперь она знала больше, но знание не улучшило ее положения. Возможно, было бы лучше, мрачно сказала она себе, если бы она не знала.

* * *

Прошло много лет с тех пор, как Эминель была в Арке, но когда она увидела ее, то сразу же узнала.

Там, где они пересекли границу, она не была обозначена каким-либо четким образом; дорога была более или менее одинаковой с обеих сторон. Они шли по ухабистой тропе в кустарнике, над ними сияло солнце, как на паксимской стороне невидимой границы, так и на арканской.

Но когда они пересекли границу, произошло два события.

Эминель услышала, как Ищейка едва заметно вздохнула.

И сама она почувствовала, как что-то встало на свое место.

Описать это чувство было почти невозможно. Может быть, это было не столько осознанием, сколько волнением. Отблеском. Было ли это ее проклятием, вернувшимся, когда она вошла на родину? Было ли это тем, от чего ее увезла мать многие годы назад? Что ж, она не могла бежать сейчас, привязанная к этой Ищейке с каменным лицом, имени которой она до сих пор не знала. По мере того как они углублялись в Арку, скудная растительность становилась все более редкой, кустарник все реже скрашивал пейзаж. Дорога под ногами Эминель стала песчаной. Когда она впервые осознала, что под ногами песок, ее одолело другое чувство: развязался узел из прошлого. Она чуть не заплакала.

То, что последовало дальше, было всепоглощающим страхом. Шок от него пронесся по ее венам, такой резкий и холодный, что ей захотелось закричать. Затем она с ужасом осознала, что именно в этом страхе было таким странным.

Страх был не ее.

Страх излучала Ищейка. Вместе с ним приходили и слова. Личные мысли женщины, которые Эминель могла слышать так же отчетливо, как и все произнесенные, точно так же, как Ищейка, должно быть, слышала мысли Эминель раньше. Они не были произнесенными, и все же они доносились до девочки.

«Велья оберегает меня, – подумала Ищейка, страх пульсировал в ее горле. – Эта девочка – сплошная магия. Она такая сильная. Слишком сильная. Если бы она хоть немного знала, то задушила бы меня этой веревкой в мгновение ока. Лучше держаться подальше от ее разума. Так безопаснее».

Эминель шла позади Ищейки, боясь неправильно дышать, неправильно двигаться, боясь выдать себя. К счастью, Ищейка просто продолжала идти вперед. Обе они шли так, словно были спокойны и уравновешенны. Забавно, но Эминель не была уверен, кто из них больше напуган.

«Королева не предупредила меня, – подумала Ищейка. – Интересно, знает ли она?»

Страх метался между ними, возрастая, перескакивая от одной к другой, пока Эминель не подумала, что теряет от него сознание. Знала ли моя мать, насколько сильна моя магия? Поэтому мы скрывались все эти годы? Почему она не сказала мне?