Скорпика

«Не подходи! И обязательно держись подальше от ее разума, – предупредила Сессадон, приближаясь к королеве Арки. – Она сильнее, чем мы думали».

– Но, – пробормотала Эминель, слишком потрясенная, чтобы использовать свою магию, и поэтому слова давались ей с трудом, а непослушный язык во рту распух, – я хочу посмотреть, как она будет страдать.

«Я знаю, и ты увидишь, – сказала Сессадон. – Но издалека. Огради себя. Я покажу тебе все».

Эминель выполнила приказ и отступила. Затем она щелкнула пальцами и начертила вокруг себя щит – простое заклинание, которое Сессадон втолковывала ей до тех пор, пока оно не стало таким же естественным, как дыхание, даже когда по ее пылающим щекам текли слезы.

– Я не знаю, кто ты, и мне все равно, – сказала королева Мирри. – Но если мне придется убить тебя, чтобы добраться до нее, будь уверена, я это сделаю. Отойди в сторону, и ты останешься невредимой.

Вместо того чтобы ответить на обращение королевы, Сессадон, повернув голову, громко и четко обратилась к Эминель через плечо:

– Во-первых, я сломаю ей запястья.

Руки колдуньи вытянулись вперед, рассекая воздух, и даже со своего места Эминель услышала тошнотворный треск костей.

Королева закричала от боли, как будто ее горло было охвачено огнем.

Затем она подняла свои руки, болтавшиеся под немыслимым углом. Вскричав во второй раз, еще громче, она вернула кости на место.

– Старуха, – сказала она. – Если ты думаешь, что я не могу вынести немного боли, то ты не представляешь, кто я на самом деле.

– Это она, – вслух объявила Сессадон, – не знает, кто я на самом деле.

Еще одна волна магии прокатилась по воздуху, на этот раз видимая, между колдуньей и королевой.

Эминель насторожилась, но королева не выглядела обеспокоенной. Она казалась даже слегка веселой, как бы беззаботно гадая, что будет дальше.

– Я подожгу ее, – сказала Сессадон серьезным, но на этот раз достаточно громким голосом, чтобы его услышала Эминель.

Королева действительно вспыхнула. На этот раз не было даже крика, когда огонь превратился в неестественное зеленоватое свечение, а гладкая кожа королевы все еще была видна сквозь марево. После еще одной вспышки пламени словно и не было.

Сессадон улыбнулась, и Эминель поняла: приближается настоящий смертельный удар. Она должна была быть там. Так и будет.

Одним лишь крохотным движением пальца невидимая Эминель опустила щит и прыгнула в разум королевы. Эминель так давно ждала этого момента, и она не упустит его, даже после предупреждения Сессадон, как бы ни был велик риск.

«Вот, – со злобным восторгом шипела Эминель королеве. – Вот что происходит. Ты заслужила эту участь. За убийство Джехенит из Адажа».

И она услышала ответ королевы, ясный как день:

«Твоя мать? Я даже не знала, что она умерла».

Время для Эминель тянулось, расширялось, рушилось. Она, потрясенная, не могла думать ни о чем, кроме чистого удивления от искренних мыслей королевы.

Ее собственный разум был пуст, тело застыло. Каждый вдох тянулся бесконечно долго.

Затем Сессадон тихо сказала:

– Теперь она будет таять изнутри.

Под ребрами королевы словно застрял раскаленный уголь, но это был не уголь, и горел он не только там, где касался. Он жег повсюду.

– Ее тело не сгорит, – бесстрастно добавила Сессадон. – Но ее разум верит в то, что огонь настоящий.

Эминель почувствовала то же самое, что и королева, когда ее мысли вылились в чистую боль, чистый ужас, и больше уже не было ни слов, ни мыслей, и лишь мгновения спустя не стало и королевы.

* * *

Эминель склонила голову, когда Сессадон надела на нее изящную псаму, тонкий черный кожаный ремешок на шею, яркое стекло кулона упало точно между двумя изгибами ее маленьких грудей.

– Вот, – сказала Сессадон. – Тебе очень идет.

Эминель зажала псаму между большим и безымянным пальцами. Стеклянная подвеска была не больше первого сустава ее мизинца. Как и все псамы, она имела форму символа бесконечного хаоса: две капли слез, соединенные в самых узких местах. Но это была необычайно маленькая псама, тонкая и изящная, предназначенная для того, чтобы незаметно исчезнуть. Эминель даже не могла разглядеть песок внутри, но она знала, что он там есть.

– Я никогда не носила такую псаму.

– Так и должно быть, – ответила Сессадон. – Она была предназначена для тебя.

Теперь Эминель разглядела на стекле небольшое темное пятно. Похоже, это была кровь, засохшая, коричневая и запекшаяся. Но она наблюдала за смертью королевы Арки как со стороны, так и из разума ее врага, и у женщины не пролилось ни капли крови. Должно быть, эта кровь принадлежала кому-то другому, и появилась когда-то давно.

У самой Сессадон не было псамы, что не преминула заметить Эминель.