Скорпика

Первой подскочила Кхара и схватила свой щит, на этот раз просунув руку в двойной ремень. Она держала щит перед собой, достаточно высоко, чтобы защитить свое тело, но достаточно низко, чтобы могла видеть поверх него, готовая к следующему движению противницы.

Тамура не торопилась, поднимаясь медленно, и повторяя движения королевы: настороженная, с высоко поднятым щитом, она начала медленно, размеренно двигаться по кругу внутри большого кольца неподвижных воительниц.

Молодая женщина сделала выпад. В ответ королева сильно ударила своим щитом по щиту Тамуры, толкая, толкая со всей своей силой, и Тамура пошатнулась.

Кхара попыталась использовать это преимущество, но Тамура уклонилась от удара, используя щит, чтобы оттолкнуть соперницу, и потянулась рукой к спине отступающей Кхары, пока не схватила ее за жилет.

Кхара перекинула свой щит через спину и отбила руку девушки.

Тамура резко вскрикнула от боли, но не позволила себя оттолкнуть, ее защита была все еще на высоте, она была непоколебима.

Они сходились снова и снова, давили и толкали друг друга – страшная, близкая схватка. Молчаливые воительницы смотрели и слушали, как продолжается бой. Крики боли, крики гнева, звонкий удар железа и дерева по плоти. Чем дольше они сражались, тем больше понимали, как биться, и Кхара надеялась, что ей удастся сохранить хоть какое-то преимущество. Хотелось верить, что в нужный момент она сможет встать за спиной соперницы, пока Тамура еще не поняла, как победить.

У нее ничего не вышло.

В следующий раз, когда они сблизились, Тамура потянулась к предплечью соперницы и вцепилась в него, ее пальцы вжимались, как когти.

Другой рукой, к которой был пристегнут щит, Тамура атаковала.

Она резко взмахнула рукой по дуге, подняв ее вверх слишком быстро, чтобы можно было уследить, и обрушила щит на подбородок Кхары в смертоносном янтарном ударе.

Кхара отбивалась изо всех сил. Какой-то проблеск в ее сознании подсказал ей, что задумала ее соперница. Хотя большая часть ее тела была поймана в железную хватку Тамуры и обездвижена, она смогла освободиться, чтобы откинуть голову назад.

Этого было недостаточно.

Железный край щита со страшной силой врезался в челюсть Кхары. Только то, что она уклонилась в последний момент, не позволило подавляющей мощи раздробить кость в момент удара.

Но этого было достаточно, чтобы ее отбросило назад, и Тамура наконец отпустила ее руку, и со всей силы отшвырнула ее назад и вниз, ужасно вниз, и затем Кхара растянулась на спине в грязи.

Тамура сняла щит с предплечья. Теперь он был у нее в руках.

Щит опустился, его железный край уперся в шею Кхары, прежде чем она успела отползти в сторону, поднять руки или сделать что-нибудь, чтобы спастись. Возможно, она даже не заметила его приближения. Тамура не видела лица Кхары дха Эллими, когда она снова и снова вгоняла железный край щита в плоть и кости шеи Бесплодной Королевы, вгоняла со всей силой, с каждым разом все глубже, пока железо не затупилось о неподатливый позвоночник мертвой женщины. Глаза Тамуры были закрыты.

Когда она открыла глаза, то была уже королевой.

Если и были какие-то возгласы или крики, то она их не слышала. Кровь пульсировала, шумела в ее ушах. В нос ударил запах свежей смерти. Она ничего не чувствовала: ни облегчения, ни раскаяния, ни радости, ни печали. Возможно, они придут позже. А пока перед ней стояла другая задача, столь же неизбежная, столь же отвратительная. Она отбросила окровавленный щит.

Королева Тамура дха Мада подняла кинжал, который оставила на земле, и, прежде чем повернуться в сторону шатра королевы, почувствовала в руке знакомый вес.

Теперь она действительно слышала шепот. Однако не обращала на него внимания. Ничто не могло отвлечь ее от цели, какой бы неприятной она ни была. Тамура просто следовала за ней, как солнце следует за луной, ночь за днем, супруг за королевой.

Она вошла в шатер через передний полог и направилась прямо к маленькой лежанке. Должна ли она просто воткнуть острие кинжала в сверток или сначала приоткрыть его? Хотела ли увидеть испуганное лицо девочки? Должна ли сказать ей: «Твоя мать убила мою мать, я убила ее, а теперь убью тебя»? Тамура хотела причинить ей эту боль, боль всех ее детских лет, боль, которая, как она даже сейчас могла сказать, не утихала только потому, что отдала смерть за смерть. Где же эйфория, которую, как предполагалось, она должна была почувствовать? Удовлетворение? Оцепенение проходило, эмоции нахлынули вновь, и она узнала не самодовольное удовольствие от победы, а мрачную, холодную панику.

И все же девочка была всего лишь ребенком. Самой Тамуре было одиннадцать лет, когда убили ее мать; этой девочке было едва ли больше пяти. Она даже не сможет понять ее слов. Возможно, было бы милосердием просто заколоть ребенка во сне.

Но из-за толщины одеял трудно было определить, где именно находятся голова и сердце малышки. Она могла промахнуться, а промахиваться не пристало воительнице. Именно эта мысль заставила Тамуру потянуться к краю одеяла и без промедления отдернуть его.