Скорпика

– Ты сделала неправильный выбор, говорит она. С самого начала. Поэтому она все исправляет. Делает то, что должна была сделать с самого начала. Позволяет Дворцу Рассвета прийти.

– После всего, что было, ты позволишь им забрать ее? – сказала Джехенит, ее глаза наполнились слезами.

Эминель непонимающе спросила:

– Кого забрать? Меня забрать?

Джехенит поняла, что на этот раз девочка говорит сама с собой; Эминель не знала, не понимала, кто она такая. Однако теперь, находясь в сознании Джорджи, она могла увидеть правду. Как работала эта магия разума? Знала ли она все или только некоторые вещи, известные Джордже? Как пятилетний ребенок мог перемещаться в сознании взрослой женщины, воспоминания и опыт которой были далеко за пределами ее представлений?

Джехенит заговорила со своей дочерью мягко, так же, как она сказала бы ей отойти от незнакомой собаки, оскалившей зубы:

– Оставь ее мысли, черу.

– Да, мама.

Эминель моргнула, и Джорджа моргнула, и только это было единственным признаком того, что что-то изменилось. Ни треска магии, ни боли. Ее дочь была в сознании другой женщины, а теперь – нет. Масштаб случившегося испугал Джехенит.

– Мы должны идти, – сказала она Эминель и взяла ее за руку.

– И оставите меня одну? – неожиданно воскликнула Джорджа. – Сейчас, после всего, что было? – Удивительно слышать ее голос, такой отчаянный, такой эмоциональный. За все годы их дружбы Джехенит не помнила, чтобы она так говорила.

Джехенит наклонилась к дочери и положила руку девочки на лестницу.

– Поднимайся, черу, и отправляйся домой. Ложись спать. Я скоро приду.

– Да, мама, – без колебаний ответила девочка и ушла. Когда обе женщины остались одни, они оказались лицом к лицу, и Джехенит смогла дать волю своему гневу.

– Как ты смеешь? Как ты смеешь злиться, что я, как ты выразилась, оставляю тебя одну? Из-за тебя они найдут ее.

– Без меня они нашли бы ее много лет назад. – Глаза Джорджи пылали, ее голос был полон эмоций. – Ты в долгу передо мной, но ничего не дала. Ничего за все эти годы. Ты говорила, что мы были семьей. Но разве ты приглашала меня в свой дом? Разве ты разделяла со мной свои богатства? Никогда.

Джехенит была ошеломлена.

– В мой дом? Ты была у меня тысячу раз…

Джорджа остановила ее резким жестом.

– Ты, конечно, была рада принять мою помощь, как будто я была третьим мужем, но ты даже не приглашала меня остаться на ночь. Никогда не оказывала мне гостеприимства. После того, как я хранила твою тайну, утешала тебя, заботилась о твоем ребенке. Никогда не просила меня сесть с тобой за стол. И после того, как твои мужья бросили тебя, и не без причины? Когда люди давали тебе еду и товары в обмен на исцеление? Ты все оставляла себе. Не предложила мне ни кусочка. Ты ни разу не подумала, что я могу голодать.

Все еще не придя в себя, Джехенит слабо ответила:

– Ты могла бы попросить.

Гордо подняв подбородок, Джорджа сказала:

– Я не обязана была просить.

После долгого молчания Джехенит сказал:

– Мне жаль. Я даже не подозревала. Теперь, когда я знаю, то могу…

– Прекрати, – сказала Джорджа, ее голос звучал резко, но уже устало. – Ты так и не поняла, а теперь уже слишком поздно. Я сделала то, что сделала. У твоей дочери происходит утечка магии. И ради нее я прошу тебя не говорить больше ни слова. Потому что, когда Ищейки придут сюда, через несколько дней, недель или месяцев, все мои мысли будут принадлежать им.

Джехенит смотрела на женщину: ее защитницу и ее предательницу, друга и врага, женщину, которую следовало жалеть и бояться.

Не проронив ни слова, она повернулась лицом к лестнице и стала подниматься. Джехенит устремилась в ночное небо и не оглядывалась назад.

Той же ночью, спустя всего несколько часов, они ушли. С собой взяли немного. Запасные тунику и краги для каждой, припасенную еду, медную ложку, маленького каменного вороненка, которого один из ее мужей вырезал для Эминель, хотя Джехенит уже не помнила, кто именно. Она не удержалась и спрятала в заплечный мешок их домашнюю статуэтку Вельи, но в остальном дом остался таким, словно они вышли из него лишь на мгновение. Когда они не вернулись, жители деревни пришли и забрали мебель, одеяла, все, что осталось ценного, раздав каждому по мере необходимости.

Когда они продирались сквозь темноту, чтобы покинуть пределы деревни, Эминель наконец заговорила:

– Что происходит, мама?

– Тише, без вопросов, черу.

– Но если я не могу задавать вопросы тебе, то кого же мне спросить?

– Все верно, – сказала Джехенит, вполголоса. – Я все объясню, когда будет возможность. А сейчас нам нужно идти.

– Да, мама.

Они прошли несколько лиг по дороге, прежде чем Джехенит придумала правильный ответ на вопрос дочери. Не совсем правильный – такого ответа не существовало, – но пока что это был единственный вариант, который ей приходил в голову.

– То, на что ты способна, – сказала Джехенит. – То, что ты тогда сделала. Не каждый может это сделать.

– У всех есть сила. Разве это не мой дар?

– Не дар, – грустно ответила ее мать. – Проклятье.

– О, – сказала Эминель, ее бровки задумчиво нахмурились.