Королева Бастиона, например, была чрезмерно загруженной управляющей, не представлявшей реальной угрозы. Через два года все равно будет другая королева, другое должностное лицо, и Сессадон ожидала от нее того же. Никто никогда не хотел быть королевой Бастиона; ни одна королева-ученый никогда не правила по-настоящему. Правил Консенсус, и по определению это означало, что даже королева не была главной. Они могли быть учеными в Бастионе, самыми мудрыми умами в известном мире – сейчас их команды работали день и ночь, отчаянно пытаясь найти причину или лекарство от Бездевичья, – но монархи из них получались никудышные и неинтересные.
Королева Сестии, Верховная Ксара, которая также служила высшей жрицей и духовным лидером народа, обладала самым удивительным умом из всех пяти. Внешне она казалась спокойной и способной, не слишком набожной. Внутри же все было иначе. Каждый день она часами сидела в священной комнате, куда могла войти только она, поглощенная размышлениями о том, почему Святая утаивает девочек, что она должна сделать, чтобы задобрить богиню. Она даже беспокоилась о том, что сама своими действиями, своими недостатками как-то вызвала Бездевичье. Неужели Святая ненавидит ее? Почему Она не говорит с ней, как раньше говорила с каждой Верховной Ксарой? Какие действия могли бы умиротворить богиню, завоевать ее любовь, вернуть миру равновесие? Видеть внутреннюю работу извращенной ненависти этой женщины к себе было крайне неприятно; избавить ее от тревожных, фанатичных страданий было бы своего рода милосердием, когда придет время.
Мысли королевы Паксима были более предсказуемы, она была полностью занята внутренней политикой своей страны, борьбой за позиции с сенаторами и членами собрания в Урсу, столице Паксима. Она хотела создать невозможное: будущее для своего сына, единственного оставшегося ребенка, в качестве правящего короля. В каком-то смысле Сессадон желала ей добра. Нужно было обладать недюжинной энергией и смелостью, чтобы видеть вещи совсем не так, как их видит весь остальной мир. Гелиана поистине была провидицей. Но даже если бы мальчик Паулус, которому сейчас было девять лет, стал первым правящим королем Паксима, у него не было бы будущего: Сессадон просто уничтожит четырех королев и короля, чтобы получить желаемое, вместо того чтобы уничтожить пять королев. Кроме того, если бы не ее Бездевичье, то о престолонаследии мужчин даже не заикнулись бы. Если бы он поднялся на трон вовремя, чтобы Сессадон могла его уничтожить, она бы просто отняла у него то, что сама же и предложила. Все возвращалось к ней, к Бездевичью, если смотреть на это в правильном свете.
Две королевы, которые показались Сессадон наиболее интересными, были и двумя наиболее грозными, что, конечно, не случайно. Когда она издалека погрузилась в их мысли, обе они все еще находились в процессе движения к Обряду Солнца, собранию, на котором раз в пять лет собирались все пять королев. Королева-воительница двигалась на юго-запад, королева-маг – на запад, и обе они с ужасом поняли бы, что между ними есть какое-то сходство. Обе они считали, что с ними не сравнится никто в целом мире.
Скорпиканка занимала прочное положение в качестве королевы, собирала вокруг себя армию дочерей, но все еще была глубоко неуверенной, одинокой. Если бы она была достаточно смелой, то могла бы сделать больше, чем кто-либо другой, кроме самой Сессадон, чтобы нарушить равновесие мира. Искушение протянуть руку и подтолкнуть разум королевы Тамуры к нужному колдунье результату горело в ней как уголь. Это было бы так просто. Но в этом не было необходимости, сказала она себе. Если королева-воительница будет принимать собственные решения, подставлять себя и своих людей под удар исключительно своими действиями, то победа над ней будет еще слаще.
Точно так же Сессадон испытывала сильное искушение посеять раздор и недоверие при дворе королевы Арки, учитывая свою ненависть к правящей женщине. Но когда колдунья заглянула в залы Дворца Рассвета, она едва не рассмеялась, увидев, что делать ей там нечего. Двор уже был гнездом гадюк, кипящим ядом. Узнав о готовящемся заговоре, Сессадон почувствовала странное сочувствие к королеве Арки, но оно быстро рассеялось в нетерпеливом, злобном предвкушении. Мирриам была та еще особа, необыкновенно жестокая, доведенная до сумасшествия слишком большой и слишком долгой властью. Когда придет время, Сессадон с удовольствием убьет ее. А пока она могла наслаждаться тем, что второй по древности маг был одновременно и слишком параноидальным, и слишком доверчивым, и этот парадокс преподнес неприятный сюрприз, который еще предстоит раскрыть.