Скорпика

Эминель, все еще обессиленная, открыла глаза, но молниеносный страх сразу же поднял ее на ноги. Разбойники могли прийти за ней – не для того, чтобы вернуть ее, а чтобы наказать, не дать ей выдать их. Она думала, что ей станет легче, когда покинет их лагерь. Вместо этого паранойя впилась в нее еще глубже. В видении глаза Фасик горели, выражение ее лица было грозным, когда она потянулась за оружием. Эминель вздрогнула. Сейчас ей не нужны были деньги, но разбойники этого не знали, а ведь люди так всегда поступают, не так ли? Получить награду за то, что покажешь властям, где можно найти пресловутых бандитов? Конечно, она никогда бы не сделала такого – они были ее семьей, – но что, если они подумали, что Эминель предаст их?

Девочка продолжала двигаться по дороге.

Когда она увидела ручей, то сошла с дороги и некоторое время шла прямо по воде, помня, что в истории о девочке, которая каталась на ветре, преступник сделал то же самое, чтобы сбить охотничьих собак со следа. Ни у одного из бандитов не было нюха охотничьей собаки, но зачем рисковать? Чем менее предсказуемы ее действия, тем лучше. Эминель нашла дорогу на дальнем берегу ручья, которая уходила в сторону. Она пошла по ней.

К полудню она уже не могла идти, но, словно сама Велья вмешалась вместе с Богом Удачи, и девочка нашла придорожный трактир с вывеской, на которой сообщалось, что есть свободные комнаты. Она сняла одну из них, проигнорировала явное любопытство трактирщика и поднялась по лестнице. В последние мгновения перед тем, как изнеможение взяло свое, она заперла дверь изнутри негнущимися, онемевшими пальцами и погрузилась в сон еще до того, как ее тело смогло упасть на жесткую узкую кровать.

Когда Эминель проснулась, было темно. Идеально, подумала девочка. Она не могла ужинать в главной комнате вместе с другими гостями: это было бы слишком заметно. Теперь, когда большинство постояльцев спали, она могла тайком спуститься в кухню за хлебом и сыром. Если кто-то будет настаивать на оплате, то Эминель сможет выделить медяк или два. Если никто ее не увидит, тем будет лучше. Она не знала, где брать еду потом. Было бы разумнее не платить за эту.

В трактире было тихо, но когда она проскользнула на кухню, освещенную только светом камина, то поняла, что была не одна. Эминель подошла осторожно, но было слишком поздно – ее заметили. Возле очага стояли поваренок, мальчик лет тринадцати, щекастый и шустрый, и молчаливый мужчина, которому он уже передавал сыр; Эминель с ужасом поняла, что мужчина ей слишком хорошо знаком. Эти впалые щеки, эти спокойные глаза. Гермей.

Он уже нашел ее, уже ждал ее. Эминель вовсе не была умной. Теперь оставался один вопрос: зачем он здесь? Чтобы не дать покинуть их группу или чтобы навсегда закрыть ей рот?

Эминель подумала о том, чтобы убежать. Но если бы она это сделала, разве он не побежал бы за ней? Гермей был быстрее, умнее, хитрее. Его присутствие здесь доказывало это. Она могла бы сесть и поесть.

– Есть еще одно место, если желаете, – сказал поваренок. – И еще много всего, за монету.

– Спасибо, – ответила Эминель.

Когда мальчик повернулся к столу позади него, чтобы достать буханку хлеба, Эминель украдкой взглянула на Гермея, на ее лице был вопрос. Его же лицо было совершенно лишено выражения. Девочка поняла, что он собирается сделать вид, что они незнакомы. Вместо этого он указал рукой на место рядом с собой, которое Эминель молча заняла. Так он поступил бы с любым незнакомцем.

Мальчик вернулся. Она смущалась, не знала, что делать, что говорить. Кинжал был наверху, в ее сумке. Она даже не подумала взять его с собой. Детская ошибка или глупость.

После того, как Гермей отломил кусок сыра, он молча передал его Эминель. Затем после того как поваренок передал хлеб, он поделился с ней хлебом. Оба раза Эминель кивнула в знак благодарности, но не произнесла ни слова. Она не была уверена, что может говорить, когда в голове крутятся эти мысли: ее собственная уязвимость, ее свежее горе, ее доверие к этому человеку, которое за долгие годы проникло в нее до самых костей. Лучше молчать. Лучше подождать. И поесть, когда представится возможность. Теперь, когда ее тело удовлетворило жажду сна, настала очередь еды, и эта жажда стала почти невыносимой.

– Мне разжечь огонь, господин? – спросил поваренок.

– В этом нет необходимости, – ответил негромко Гермей. – Может быть, все же немного масла?

– Конечно.

Мальчик передал масло, опять же с соседнего стола, и мужчина потянулся за хлебом. Эминель могла сказать, что Гермей был взволнован, только потому, что она знала его так давно. Он нахмурился.

Поваренок стоял рядом с плечом Гермея, разглаживая фартук, и, казалось, чего-то ждал. Гермей повернулся к мальчику.

– А где ты хранишь свой эль, молодой человек?

– В погребе, сэр.

– Ах, звучит прекрасно. Боюсь, у меня пересохло в горле.

– Я принесу кружку, – сказал тот.

Повернувшись к Эминель, вор спросил:

– Две?

Она не знала, какой ответ правильный, поэтому предположила.

– Спасибо, нет.