Скованные одной цепью (СИ)

— Алёна, — сосредоточенно начинаю я свой монолог, — между нами в тот самый миг, когда наши взгляды встретились, помнишь, в том баре на ТЧ, возникла связь. Пока только визуальная, но ленты наших потоков уже тогда потянулись друг к другу. Мы не почувствовали их телами или сознанием, но это случилось. В коридоре, помнишь, там ведь были и другие мужчины, но ты подошла именно ко мне, потому, что твой поток тянулся к моему. Поцелуй и стыковка, соединение, слияние, бриллиантовая пыль и, опа(!) — мы на одной волне. Мои мысли влились в твои, твои видения передались мне. Мы теперь скованы этой магической цепью. Заметь,ты появляешься там, где я, и меня эта цепь тянет туда, где ты. Так что, Волкова, теперь ты моя, как бы ты не отбивалась от моих объятий. И это уже навсегда.

Делаю многозначительную паузу и улыбка Чеширского кота расплывается на моем лице.

Она не спорит. Обдумывает. Ждёт, что буду продолжать. И я продолжаю.

— А с момента нашего интима… кажется, мы получили дополнение друг друга… тоже навсегда. Теперь мы, будучи вблизи друг от друга, вот, как сейчас, можем использовать всю магию, существующую в мире… вплоть до отключения гравитации.

— То есть мы можем летать? — ошарашенно уточняет она.

— А-а-э-м… ну давай, попробуем, — предлагаю я и, встав, протягиваю ей руку.

Она с опаской вкладывает свою ладошку в мою.

— Надо одновременно пожелать взлететь, — предполагает она.

Я согласно киваю.

— Итак, эксперимент номер раз, — бодро объявляю я. — Желай.

Стоим. Не взлетаем, хотя оба думаем о взлёте.

— Чё-то не выходит, — говорит Алёна, подняв на меня глаза.

Я же думаю: почему пять минут назад сработало, а теперь нет?

— Алёшка, надо поцеловаться, — предлагаю, думая о бриллиантовой пыли, которая, по идее, и есть наш волшебный поток, который творит чудеса.

— Тебе бы только позажимать меня, — обвиняет меня Волкова, выдёргивая свою руку.

— Эмоции нужны. Ты же испугалась за меня, когда я чуть не сорвался. Сильные эмоции: страх, негодование, а лучше нежность и страсть. Давай поцелуемся, — настаиваю я. — В процессе думай о взлёте.

Она вздыхает, закатывает глаза, мол «достал ты», но соглашается.

— Но на этот раз, — предупреждающе поднимаю палец, — ты целуешь меня так, как сделала это первый раз. С желанием, со страстью.

Я обнимаю её нежно и чувствую то самое желание и ту самую страсть с её стороны, а с моей — кроме всего перечисленного, ещё и глубокую нежность к ней, к этой… самой прекрасной девушке в мире.

Наши губы ласкаются в поцелуе, наши руки нежно поглаживают и потискивают тела друг друга, наши потоки сливаются и сплетаются в один волшебный, искрящийся, наши мысли звучат в унисон и наши, прижавшиеся друг к другу тела, плавно отрываются от твёрдой опоры. Мы зависаем в воздухе. Волшебство свершилось.

— Вот видишь, как только ты перестала сопротивляться, всё получилось, — шепчу я, чуть отстранившись.

— Когда я злилась на тебя, тоже всё получалось, — вредничает моя любимая, но не отпускает и прижимается ко мне.

— Можем ещё попробовать в горизонтальной плоскости…

— Ты неисправим, — она отталкивает меня и мы падаем на пол.

— Ну вот, что ты наделала? Всё волшебство поломала…

А она, насупленная, смотрит строго, и даже руки в боки уже упирает.

Я собираюсь сказать ей, что люблю, что всё у нас серьёзно, что не только трах мне с ней нужен, но не успеваю и рта раскрыть, как мой планшет начинает жужжать. Я спешу к нему. Это Командор и я должен ответить.

— Майор Зайцев, доложитесь, — командует генерал с экрана.

Вижу рядом с ним полковника Камышова, а так же моих подчинённых, Тарасова и Удавиченко.

— Здравия желаю, — приветствую я собеседников в то время, как Волкова усаживается рядом со мной, толкая меня попой. Тоже хочет присутствовать на совещании. Ладно уж, я подвигаюсь, давая ей место, ведь она в нашей операции будет участвовать, как главный персонаж… или наживка. Млять! От этой мысли холодеет всё в груди, но я понимаю, что изменить уже ничего не могу.

— Алёна Михайловна проанализировала действия преступников и пришла к выводу, что руководителем Северного Фронта может быть тот, кто обижен или даже обозлён на Государство по причине очень веской, которая стоит того, чтобы пойти на крайние меры. Алёна, скажи, кого ты подозреваешь.

— Это, скорее всего, Загорцев С.Я., техномаг-артефактор. Его сын инвалид был осушен. Посмотрите это дело подробнее и вы поймёте. Он был в ярости и подавал прошения и требования в различные инстанции. Везде получил отказ.

Вижу, как мужчины в кабинете Командора припадают к своим планшетам, потом негромко переговариваются, кивая головами, мол «да, возможно».

— Ну а второй… э-м… — продолжает Волкова. — Я случайно узнала, что магистр Сорж, преподаватель в моей Академии, пару лет назад столкнулся с такой же проблемой. Его дочь… Ну…

Она умолкает, не решаясь рассказывать дальше.

— Говори, Алёшка, не бойся, — подбадриваю я её.

— Ну, я подумала, пойду, поговорю с ним. Э-м… почитаю его мысли…

— Что? Не понял? Что вы сделали? — удивляется Командор.

— Пусть она закончит, господин генерал. Это сейчас важнее, чем разборки с ней, — встреваю я в разговор.