Скованный ночью

Хотя склонность к иллюзиям присуща мне не меньше, чем всем прочим, я решил воздержаться от наиболее кинематографического варианта и не бросаться наобум в объятия ночи. В конце концов, хотя Джеймс обладает известной харизмой, он все же не Гаррисон Форд: в каждом из немногих фильмов Дина его рано или поздно избивают до полусмерти.

Я быстро попятился и от окна, и от дверей столовой. И тут же уперся в буфет.

Буфеты во всех домах Мертвого Города были одинаковыми. Простые, но крепкие, с распахивающимися дверцами, которые красили столько раз, что потеки лака скрывались под последующими наслоениями. Их рабочие поверхности были покрыты пятнистым пластиком того или иного цвета.

Нужно было успеть спрятаться прежде, чем кто-нибудь войдет на кухню из передней части дома. Если я встану спиной к стенке, забьюсь в угол, буду совершенно неподвижным и ухитрюсь дышать бесшумно, как рыба, пропускающая воздух через жабры, может быть, мне удастся уцелеть. Линолеум так высох и покоробился, что трещал не только от малейшего переноса центра тяжести с ноги на ногу, но даже от одной мысли об этом. Наверняка этот предательский треск раздастся в тот момент, когда обезьяны застынут на месте и начнут вслушиваться в тишину.

Несмотря на темноту, столь плотную, что она казалась материальной, и на невыносимую вонь, которой было достаточно, чтобы перебить любой другой запах, я сомневался, что мне удастся ускользнуть от обезьян. Даже если те станут обыскивать кухню на ощупь. Тем не менее попробовать стоило.

Если бы мне удалось залезть на крышку буфета, я оказался бы зажатым в узком пространстве между пластиком и верхними полками. Можно было лечь на левый бок и повернуться лицом к комнате. Однако если бы я подтянул колени к груди и принял позу эмбриона, чтобы стать как можно меньше и не привлекать к себе внимания, то занял бы самую неудобную позицию для сражения с этими ходячими обиталищами вшей.

Прижимаясь к буфету, я дошел до угла, за которым во всех кухнях здешних бунгало начинался чулан для хранения швабр с высоким нижним отделением и единственной полкой наверху. Сумей я втиснуться в это узкое пространство и закрыть за собой дверь, это избавило бы меня по крайней мере от треска линолеума и обнаружения в тот же момент, как только сюда вломится отряд и начнет обыскивать, обшаривать и обстукивать кухню.

Чулан оказался там, где ему и полагалось, но дверь отсутствовала. Я с досадой нашарил сначала одну погнутую и сломанную петлю, затем другую и даже провел ладонью в воздухе, как будто правильная последовательность магических жестов могла заставить проклятую дверь вернуться на свое место.

Хотя орда обезьян, следовавшая за Любопытным, все еще толкалась на крыльце, не то разрабатывая стратегию, не то обсуждая цену на кокосы, времени у меня оставалось в обрез.

Мое убежище внезапно сильно уменьшилось в размерах.

К несчастью, выбора у меня уже не было.

Я выудил из кобуры запасную обойму и зажал ее в левой руке. Затем вытянул перед собой «глок», попятился… и сообразил, что источник стоявшего на кухне запаха смерти может находиться именно в этом чулане. Желудок тут же закорчился, как клубок совокупляющихся угрей, но под моими ногами ничто не хлюпало.

Чулан оказался достаточно широким, чтобы вместить меня. Правда, для этого пришлось слегка ссутулить плечи. Хотя росту во мне больше метра восьмидесяти, пригибаться не понадобилось, но нижняя часть полки прижала мою бейсболку с надписью «Загадочный поезд» так крепко, что кнопка на макушке вонзилась мне прямо в скальп.

Чтобы не передумать и не поддаться приступу клаустрофобии, я решил не тратить времени на размышления о том, при каких условиях мое укрытие может превратиться в гроб.

Ни на что другое времени уже не оставалось. Едва я успел забраться в чулан, как на кухню из столовой вошли обезьяны.

Я догадался о приближении резусов только по конспиративному свисту и бормотанию, при помощи которых они общались друг с другом. Они помешкали, видимо, оценивая ситуацию, затем разом ворвались в дверь и, сверкая горящими глазами, встали по ее краям, словно члены группы захвата из телевизионного фильма.

Треск линолеума заставил их вздрогнуть. Один из них удивленно взвыл, и все застыли на месте.

Насколько я заметил, первая команда состояла из трех членов. Я не видел ничего, кроме их блестящих глаз, которые были заметны лишь тогда, когда обезьяны смотрели в мою сторону. Поскольку обезьяны стояли смирно и лишь поворачивали головы, осматривая темную комнату, я был уверен, что они меня не видят.

Приходилось дышать через рот, и не только потому, что этот способ тише. Попытка дышать носом могла вызвать приступ тошноты; вонь в чулане стояла ужасающая. Живот сводило судорогами. Я начинал ощущать вкус отравленного воздуха: во рту стояла горечь, горло заливала кислая слюна, грозившая мне удушьем.

После паузы, потребовавшейся для того, чтобы оценить ситуацию, храбрейший из троицы сделал шаг вперед… и снова замер, когда линолеум громко запротестовал.