Скованный Прометей

Наконец, заскрипели отворяемые ворота и наружу вышли человек двадцать воинов, вооружённых копьями и большими круглыми щитами. Один из воинов, в шлеме с гребнем из конского волоса, бронзовом панцире, повторявшем форму мужского мускулистого торса, выступил вперёд.

— Варвар, ты зайдёшь в город один. Если твои пираты сделают хотя бы шаг, ты умрёшь.

— Позволь мне сказать моим людям об этом, — попросил Каэтани.

— Говори.

Каэтани прокричал де Коронадо, чтобы тот не предпринимал враждебных действий и ждал. Тот нехотя подтвердил, что подчиняется приказу.

— Твоё оружие, — потребовал предводитель воинов.

Каэтани вытащил из ножен меч. Пистолет оставил себе. Его не потребовали. Когда герцог отдавал меч, услышал восклицание:

— Смотри-ка, такой же!

— Пришли с миром, значит… — злобно прошипел предводитель.

Каэтани в сопровождении местных вошёл в город. Ворота закрылись.

— Всем держаться начеку, — приказал де Коронадо, — следите за стенами.

Началось томительное ожидание. Испанцы раздували фитили аркебуз, тревожно оглядывались по сторонам. Хуану Васкесу казалось, что вот сейчас на близлежащих холмах появятся шеренги янычар, налетят конные сипахи…

Облака почти полностью рассеялись, солнце доползло до зенита и палило так, что пот катил градом.

Никто не мог сказать, сколько им пришлось ждать. Казалось — вечность.

Наконец, ворота снова отворились. Хуан Васкес стиснул рукоять меча, так, что побелели костяшки пальцев.

В створе появился человек.

— Это его светлость! — крикнул Николо Империале.

Каэтани был при мече, шлем нёс в руках и вид имел донельзя озабоченный. Хуан Васкес и Николо Империале двинулись ему навстречу. Ворота закрылись.

— Ну что? — не вытерпел де Коронадо, когда от герцога его отделяло шагов двадцать.

— Мы должны вернуться в лагерь и многое обсудить, — сказал герцог, — очень многое.

— Что вы узнали, дон Онорато?

— Они поймали нашего беглого. Этого Вибору или как там его. Мерзавец напал на каких-то купцов, хотел украсть лошадь. Убил пять человек, прежде чем его взяли.

— Ловок! — не удержался Империале.

Каэтани мрачно кивнул.

— Поэтому они и были настроены так враждебно. Сочли нас пиратами, а Вибору уже готовились побить камнями. Я с большим трудом уговорил их отсрочить казнь.

— Зачем вам этот ублюдок? — удивился де Коронадо.

— Сам не знаю, — пожал плечами Каэтани, — всё-таки хочется узнать, почему им так интересовался де Феррера. Хотя, скорее всего, это уже не имеет никакого значения.

— Почему?

— Потому что я узнал, какой сейчас год.

— Какой?

— Вы не изучали древнюю историю, дон Хуан? — спросил герцог.

— Как-то не сподобился, — хмыкнул де Коронадо.

— А вы, сеньор Николо? — Онорато взглянул на венецианца.

Тот покачал головой.

— Тогда это вам мало о чём скажет. Сейчас сто десятая Олимпиада.

— Олимпиада? Что это?

— Состязания мужей, весьма популярные in antiquitas. Это празднества в честь языческих богов и они были запрещены Христовой Церковью ещё в первые века её утверждения.

— В первые века? — озадачено пробормотал де Коронадо.

— Так… когда же была эта самая… Олимпиада? — спросил Империале.

Каэтани посмотрел в сторону города.

— Сто десятая. Эти состязания проводились раз в четыре года. И мне совершенно точно известно, что Александр Великий умер в сто четырнадцатую. Мы в далёком прошлом, сеньор Николо.

Возвращению отряда в лагерь местные не препятствовали, но Каэтани и не думал им доверять. Он отправил сто человек с аркебузами, тяжёлыми мушкетами и парой фальконетов на мыс, с которого хорошо просматривался город. Организовал посты ещё в трёх местах на расстоянии мили от места высадки.

В лагере герцог немедленно созвал совет всех старших офицеров. Оглядел озабоченные лица собравшихся и перешёл к делу без долгих предисловий.

— Сеньоры, не стану скрывать, дела наши — хуже некуда. Все вы свидетели необъяснимых явлений — флот наш пропал без следа, укоротилась ночь, изменились очертания берегов, а в устье реки возник город. Я вошёл в этот город и говорил с его правителями. Называется он Эниады. В нашем времени от него стались одни развалины.

— В нашем времени? — спросил капитан венецианской "Веры", Джанбатиста Контарини.

— Да, — кивнул Каэтани, — сейчас не тысяча пятьсот семьдесят первый год от Рождества Христова.

— А какой?

— Это сложный вопрос, — покачал головой Каэтани, — к сожалению, со мной нет моих книг, я могу полагаться только на память. Принимая во внимание услышанное в городе, и если я не ошибся в расчётах, могу сказать, что находимся мы в древней Элладе. Сейчас середина лета и в Афинах в должность архонта заступил Никомах, а римляне избрали консулами Гая Марция и Тита Манлия Торквата[27]. В Македонии царствует Филипп, отец Александра Великого. Собственно, Великим его ещё не называют.

— Александр Великий? — переспросил Контарини, — так он же жил чёрте когда.

— Вот именно, — кивнул Каэтани.

— Прости, Господи, — перекрестился капеллан испанцев, отец Себастьян, — спаси и сохрани…

— Что вы об этом думаете, святой отец? — спросил де Коронадо.