Скованный Прометей

Снова раздался грохот и борт "Тавромения" взорвался дождём щепок. Несколько человек закричали и повалились на палубу. Четверо уже не поднялись. Один матрос держался за живот, катался по палубе, поджав ноги, и выл. Другой орал, глядя на окровавленный обломок кости, торчавший из плеча вместо руки.

Телемах вернулся на палубу в тот момент, когда чужой корабль ткнулся в развороченный борт "Тавромения". От удара лохаг едва не скатился обратно в трюм. Еле удержал равновесие. Снова раздался треск, палубу заволокло дымом из которого появились фигуры странно одетых людей в необычных бронях. Они сцепились с гоплитами Телемаха. Замелькали кривые мечи. Пираты что-то орали, но лохаг ни слова не разобрал. А вот крики моряков "Тавромения" звучали понятно:

— Спасайся!

Телемах увидел Салмонея. Толстяк лежал на палубе ничком, а возле головы его растекалась тёмно-красная лужа.

— Аллах Акбар!

На лохага бросился чужак, с ног до головы закованный в железо. Телемах прикрылся от удара щитом, припал на колено и сделал выпад в бедро, но его клинок бессильно проскрежетал по мелким железным колечкам, напоминавшим рыбью чешую. Следующий удар расколол край щита лохага. Телемах с колена рывком бросился вперёд и сбил чужака с ног. Сам вскочил, но тут же столкнулся с кем-то. Хрипящая перекошенная рожа. Горло вскрыто, кровь бьёт фонтаном.

Телемах попятился. Чужак поднялся, походя рассёк мечом пробегавшего мимо моряка. Ещё один матрос упал на колени, закрылся руками.

— Пощади!

Взмах кривого клинка и голова катится по палубе, скользкой от крови.

— За борт, ребята! Спаса-а-а…

Лохаг затравлено бросил взгляд направо-налево. Пираты резали его и салмонеевых людей. Двое гоплитов ещё сопротивлялись, остальные лежали или барахтались в воде. И верно, надо рвать когти.

Телемах метнул в железного убийцу щит, и перевалился через борт. Ударился о воду спиной. Вода попала в нос и лохаг в панике задёргался, выпустил меч и стащил шлем. Извернулся и вынырнул. Рядом с его головой что-то плеснуло. Не иначе стрела или дротик. Телемах судорожно вздохнул и снова нырнул, успев выхватить глазами близкий берег.

Афины, семь дней спустя

В тот день Аполлон особенно зверствовал. Жарило так, что уже ни широкополая шляпа, ни полотняный навес не спасали от злых Фебовых стрел. В полуденном мареве казалось, что плавятся стены храмов и общественных зданий. Несчастные рабы, выставленные на продажу, обливались потом и массово лишались чувств. Особенно худо приходилось тем, кто родился в странах с менее жарким климатом. Совсем взбесился Феб. Рассердился, что ли, на кого?

Агора начала стремительно пустеть чуть ли не на два часа раньше обычного и на Панафинейской улице вновь, как и утром, возникла людская река. Два потока — один в сторону Акрополя. другой к Керамику. Покупатели, нищие, воры и всякий праздно шатавшийся люд, спешили убраться в тень. Торговцы, трапедзиты-менялы не высовывали носа из-под камышовых навесов. Некоторые плюнули, оставили товар на попечение доверенных рабов и отправились по домам в надежде, что на вечерней прохладе народ ещё подтянется. А многие начали сворачиваться, рассудив, что навара сегодня уже не предвидится.

Возы зажиточных селян, покидавших Афины по Элевсинской дороге, создали возле Священных ворот затор, из-за чего вывели из себя всадника, который пытался проехать в город.

— Ну чего ты плетёшься, как беременная вошь! Давай быстрее!

Разгорячённый конь под всадником нетерпеливо пританцовывал, ожидая, пока пара волов степенно протащат почти пустую телегу, на которой восседало два человека. Один из селян невозмутимо показал всаднику неприличный жест. Тот в ответ обложил его семиэтажной бранью. Под это дело один из волов решил удобрить посыпанную гравием улицу.

— Пусти деревню, весь город засрёт! — прошипел всадник и толкнул коня пятками в бока, торопясь проскочить, пока в ворота не полез следующий воз.

Разгоняя народ и собачась с недовольными, всадник кое-как доехал до храма Урании. Здесь свернул направо и мимо храма Тесея проехал переулками до восточной оконечности холма Нимф. Здесь находилась цель его путешествия, небольшой неприметный домик.

Всадник спешился и постучал в дверь. Внутри немедленно раздался собачий лай. Открыл привратник, старый раб-домоправитель.

— Кто там ломится? — спросил он недовольно, — а, это ты, господин Ликург.

— Демосфен дома? — спросил всадник.

— Дома, где ж ему быть, в такое-то пекло. Экклесия не собиралась сегодня.

— Прими коня. Пусть отведут на заезжий двор "У Посидея". Он возле Мелитских ворот.

— Знаю я, — недовольно сказал раб.

— Посидею скажешь, что сей конь Филиска из Элевсина и за наём уже уплачено. А ещё не мешкая пошли кого-нибудь за Гиперидом.

— Кого-нибудь… — недовольно проворчал раб, — полный дом бездельников у нас, посылать кого-то куда ни попадя…

— Ну сам сбегай! Дело важное! Промедлишь, попрошу Демосфена палкой тебя угостить.