Скованный Прометей

Не сказав более ни слова, он выбежал из шатра и метнулся к царскому. Его Павсаний не стал задерживать. Знал — этому позволено очень многое.

Внутри о чём-то спорили.

— …балка ездит по валькам. Таскают её взад-вперёд воротом, а благодаря этим канатам и блокам для этого потребны всего восемь человек. И управляться они будут куда быстрее. А на крышу нужно часто набить гвоздей длиной в ладонь с широкими шляпками. Но не до конца, а где-то на треть, не глубже. И всё пространство между ними заполнить землёй. Гвозди не дадут земле скатываться, а она предохранит крышу от огня лучше, чем кожи.

— Хитро, — хмыкнул невысокий муж, одетый очень скромно. В чёрной бороде уже отчётливо просматривались серебряные нити, а на месте правого глаза располагался уродливый шрам. Кожа вокруг опустевшей глазницы некогда была стянута и сшита.

— Сложно и дорого, — возразил другой человек, пожилой.

Кроме них в шатре находились три механика. Все пятеро склонились над папирусом, края которого были придавлены монетами.

— Палинтоны на башнях, на которые ты возлагаешь столько надежд, Парменион, сами по себе едва ли позволят нам завладеть нижним городом, — сказал Полиид, — а без этого нечего и мечтать о продвижении на следующие террасы. Нужно обрушить стену.

Эвмен кашлянул. Одноглазый повернулся к нему.

— Важные новости… — вполголоса проговорил кардиец.

Одноглазый кивнул. Снова повернулся к механикам и спросил:

— Кто машину-то придумал? Ты, Полиид?

— Нет, — ответил фессалиец и легонько толкнул в спину Диада, — вот он.

— Молодец, парень, — похвалил одноглазый, — далеко пойдёшь. Строй свою машину. Но и башни продолжай строить. Мне всё нужно.

Диад кивнул. Механики, поглядев на Эвмена, который мало что не пританцовывал на месте, поспешили удалиться.

— Что? — спросил одноглазый.

— Гонец от Деметрия, царь, — ответил антиграф, — у Боспора столпились бараны, а Харес оставил флот и уехал в Геллеспонтскую Фригию.

Старик в панцире присвистнул.

— Зачем? — спросил Филипп.

— Неизвестно, но думаю, на встречу с сатрапами. На тебя, царь, наконец-то обратили внимание.

Филипп посмотрел на старика.

— Вот до этого, Парменион, мы, считай, на заднице ровно сидели. А теперь немного побегаем.

Он хлопнул ладонью по столу и объявил:

— Завтра же я выступаю к Боспору. Возьму тысячу гипаспистов Гелланика, пойду налегке, быстро. Как Филонид наш полечу. А Кратер, не мешкая, пусть идёт к Византию. Погрузите на телеги несколько машин, шумите побольше. Пусть думают, что Филипп тронулся умом, раз, не окончив одну осаду, начинает другую. А ты здесь продолжай.

— Есть ли смысл? — засомневался Парменион.

— А ну как до этих тугодумов не дойдёт?

— Дойдёт, — сказал Парменион, — если всё выгорит.

Филипп недобро усмехнулся, а Эвмену припомнились слова из прошлогоднего письма афинянам, которое он своей рукой составлял под диктовку царя:

"Взяв богов в свидетели, я разрешу свой спор с вами…"

Пелла

— Почему ты им поверил?

— Сам не знаю, — пожал плечами Демарат, подумал немного и добавил, — наверное потому, что они выглядели, как растерянные дети.

— Дети… — скептически хмыкнул Антипатр.

— Да. Погляди на Арридея. Он старше Александра, совсем взрослый, а разум, как у малолетнего ребёнка. Так и они. Все варвары, которых я встречал — карфагеняне, италики — при всём их отличии от нас, теперь они мне представляются какими-то… близкими, что ли. А эти — совсем чужие. Непонятные.

— И ты этим совсем чужим и непонятным решил помочь, — скорее утвердительно, нежели вопросительно заметил Антипатр.

— Я полагаю, они бы не остались без помощи, — ответил Демарат, — уверен, Аристогейтон сразу смекнул, что эту нежданную силу было бы очень неплохо прибрать к рукам. Лучше мы, чем он.

— "Мы"? — удивился Антипатр, — Тимолеонт знает, где ты и чем занимаешься?

— Он отпустил меня, и я свободен от обязательств перед ним, — ответил коринфянин, — а Филипп мой друг.

— Но попытку завербовать их к Тимолеонту ты сделал, — уверенным тоном заявил Антипатр, — ведь сделал же? Признайся.

— Сделал, — спокойно ответил Демарат, — Онорато отказался наотрез. Он очень хотел поступить на службу Македонии. Признаться, я ощутил в его речах некую одержимость.

— Вот это меня больше всего и беспокоит, — буркнул Антипатр, — мы понятия не имеем, что у него на уме. И, кстати, а может это он и захватил Навпакт? Те, другие, его враги, о которых он говорит… Ты же их не видел. А, по моим сведениям, их описывают точно так же, как твоих новых друзей.

— Не вижу мотивов, — возразил Демарат.

— Это не значит, что их нет.