В Пидне герцог задержался всего на день и, оставив на хозяйстве Хуана Васкеса, выехал в столицу Македонии. Два переводчика, Николо Империале и брат Гвидо, за время перехода весьма продвинулись в изучении местного языка, благо навык приростал не на пустом месте. Герцог уехал со спокойным сердцем.
С собой он взял небольшую свиту, состав которой удивил всех. Онорато объявил, что телохранителем его будет Диего Вибора. Хуан Васкес, Риваденейра и Контарини пытались образумить герцога, но тот никого не послушал. Всем отвечал, что не видит ни малейших причин не доверять мориску. То есть,
Другими спутниками герцога стали Паоло Бои и два московита. Ну ладно бы шахматист (хотя всё равно странный выбор), но вот каким боком герцогу сдались эти схизматики?
Всеобщее недоумение разрешил Контарини. Он высказал предположение, которое сочли вполне похожим на правду:
— В нашей развесёлой компании нету больше никого из его привычного общества. Либо испанцы, либо венецианцы. Колбасники и генуэзцы убрались восвояси, а кто остался — те за своих горой. Можно сказать — одни родственники да свойственники. А кто нам его светлость? Он папский гвардеец, поставлен над нами доном Хуаном, но где теперь Его Святейшество и принц? Всех людей его светлости и было-то — один единственный Серено, упокой, Господи его душу.
— К чему ты клонишь, Джованни? — мрачно поинтересовался Империале.
— К тому, что его светлость ищет себе в товарищи таких же случайных в нашей компании людей, как и он сам.
— А ведь и верно, — буркнул Франсиско Переа, — случайные люди. Если бы Коронадо был чуточку решительнее…
— Захлопни пасть, Переа, — рыкнул Хуан Васкес, — я, в отличие от некоторых, помню про свой долг.
— Да какой долг? Мы тут уже никому ничего не должны, — возразил Риваденейра, — даже Господу Богу.
— Не богохульствуй, несчастный, — одёрнул его отец Себастьян, но как-то не очень уверенно.
Подобные разговоры изрядно умерили всеобщее воодушевление от достижения цели. Люди снова стали задумываться, а дальше-то что? Ко всему прочему уныния прибавила смерть ди Кардона. Командир христианского арьергарда больше месяца цеплялся за жизнь, но одолеть костлявую так и не смог.
Впрочем, все эти разговоры остались за спиной герцога. Он спешил в Пеллу с таким воодушевлением, с каким родственники Хуана Васкеса не искали Эльдорадо в Вест-Индии.
Демарат позаботился о лошадях, Сополид вызвался сопроводить. Вот тут и открылось, что за встречу с мечтой придётся расплачиваться непрерывно, в том числе и в мелочах. Например — стёртыми ногами и отбитой задницей. Как оказалось, менее всего неудобств от езды верхом без седла и стремян испытал Никита. Как объяснил герцогу его товарищ, сын боярский с детства к такому имел привычку. А вот Фёдору пришлось хуже всех. Он и в седле-то едва держался.
Поначалу герцог вообразил, будто облагодетельствует местных, поведав им об удобстве сёдел и стремян. Но для того, чтобы впечатлить Антипатра и других вельмож рыцарским ударом, потребны рыцарские кони, дестрие. И в привычном Онорато мире немногие лошади могли претендовать на это звание, а здесь и подавно. Те, которых им предложили еле-еле дотягивали в холке до пятнадцати ладоней.
"Но Букефал-то наверняка крупнее!"
Зрелище укрощения Сополидом упрямого гнедого, навело Каэтани на мысль разрешить давнее книжное противоречие, и он направился к Демарату.
— Скажи, пожалуйста, почтеннейший, верно ли, будто именно ты подарил наследнику могучего быкоглавого коня? Или его продал фессалиец Филоник? Меня давно съедает любопытство.
Демарат и Антипатр переглянулись. Лица их вытянулись от удивления.
— Я? Причём здесь я? Филоник продал… — рассеянно ответил коринфянин, — но как ты… откуда?
Герцог перевёл взгляд на Антипатра. Тот нахмурился.
— Полагаю, почтенные, пришло время объяснить некоторые мои… познания. Боюсь, вы вряд ли мне поверите на слово, но надеюсь, что смогу доказать свою правоту.
— Что-то мне подсказывает — говорить надо не здесь, — сказал Антипатр, косо посмотрев на линкестийцев.
Каэтани кивнул, окликнул своих спутников, и все они направились обратно во дворец.
Иппофорбион располагался за стенами города, у северо-западной его оконечности. Пелла, вторая столица Македонии, прежде звалась Боуномея и построена была фракийцами-боттиями на острове Факос, лежавшем на озере Лудий. Берега озера были сильно заболочены, и посреди этих болот высился одинокий холм — естественная крепость. Сюда из священных Эг перенёс свою столицу царь Архелай, изгнавший боттиев.