Сковородка судного дня

– Угу, – подтвердил Болтун. – То-то крысеныша на неподходящих женщин тянет. Хотя знаешь, Аделька, даже самое сильное проклятие снять можно, если обстоятельства правильно совпадут.

– Для мужчин моего рода, – сказал хрипло Караколь, – возлечь без любви всегда считалось зазорным. Фата Асмодия сочла себя оскорбленной.

– А как же суккубы с инкубами? – спросила Ясна.

– Это низшие, – отмахнулся фахан, – почти животные.

– Он только что тебя животным обозвал, милый, – улыбнулась Флоризея. – Ты-то нелепыми ограничениями в любовной страсти не страдаешь. Хочешь, я накажу демона за тебя?

– Больше всего я хочу, чтоб это все закончилось, – ответил маг. – Всего и сразу вам с сестрой не получить. Сеть удерживает меня и Караколя, но не может заставить нас причинить вред этим девушкам.

– Крысу я могу распотрошить и без помощи.

– Нет. – Фахан поднялся и прикрыл крыльями сжавшуюся на стуле Ясну. – Что же касается Адели…

– Цветочной Мармадели. – Асмодия, как я заметила, обожала перебивать именно Караколя. – Только желание этой девицы может отворить ее кровь. Фло, милая, заставь этих играющих в благородство болванов молчать. Ты ведь можешь?

– Смогла, – сообщил Болтун. – Подозреваю, что сейчас тебя, Моравянка, будут к самоубийству подталкивать.

Псячья дрянь, опять?

– Мар-ма-дель… – протянула черная фея по слогам. – Бедная, запутавшаяся девочка, давай я тебе все про этого чародея расскажу. Лорд Мармадюк, ученик Этельбора. Вышний, великий, прекрасный.

– Не особо, – кашлянула я. – То есть, конечно, любовь глаза застит…

– Не перебивай, – перебила меня Асмодия. – В своем высокомерии этот маг решил, что сможет переиграть судьбу! Ему, видишь ли, фата, дающая имена, предсказала, что в его жизни только одна настоящая любовь будет. Мармадель! Она его от всего отречься заставит, себя потерять. Поначалу наш маг предсказанию очень радовался, удобно им от соблазненных им женщин отмахивался. А потом, когда на свет та самая Мармадель появилась…

– Не верь, Моравянка, – перекрикивал Асмодию Болтун, – он о тебе тогда не знал, ничего не знал. Он от скуки обнулиться захотел, все с начала начать. У чародеев это что-то вроде профессиональной болезни – скука.

Мармадюк обнимал мои колени, и это прикосновение показалось мне ледяным.

– Но судьбу не обманешь, – продолжала фея. – От того, что этот маг тебя бросил, нить твоей жизни оборвалась, и, если бы не наше с Фло участие…

– Погодите, – я вытерла ладонями лицо. – Ничего вообще не понимаю. Мы, тарифские трактирщицы, вашим вышним этикетам не обучены. Чего мой Мармадюк натворил?

Асмодия растерялась:

– Он от тебя сбежал, специально в Лимб прыгнул, чтоб памяти лишиться.

– Но вы же его оттуда достали?

Мужские руки на моих коленях дрогнули, Мармадюк, кажется, сдерживал смех.

– Мы, трактирщица, – начала медленно как убогому объяснять Флоризея, – его из вод реки забвения спасли, чтоб за твою порушенную судьбу отомстить.

– А я где была?

– При смерти ты была, в горящем доме около бездыханных трупов родителей!

– Оп-па, – протянул Болтун, – а Мармадюк об этом впервые слышит. Давай дальше расспрашивай.

– А вот цветки, – я широко развела руки, будто обнимая оба цветочных трона, – их же, наверняка простым человеческим детишкам запрещено скармливать. Королевы вас за них не заругали?

– Святые бубенчики! – ахнул браслет. – Не в бровь, а в глаз! Только, помнишь, я тебе говорил, что флору волшебную Мармадюк украл от скуки.

– Мы взяли на себя эту ответственность. – Флоризея одарила меня материнской улыбкой. – Вышние фаты должны последствия преступлений подчиненных им чародеев исправлять.

– Врет, – от возбуждения Болтун вибрировал. – Не подчиняются им маги. Но что-то здесь действительно нечисто. После эпохального нырка Мармадюка в воды забвения эти дуры должны были вернуть…

– Мы оживили тебя волшебной росой, Моравянка, и нашли для тебя приемную мать, единственную, которая могла тебя защитить.

– Про оживление – вранье, – отбил подачу артефакт. – Кстати, я несколько потерял нить разговора. К чему тебя подводят?

Его любопытство недолго оставалось неудовлетворенным. Меня подводили именно к самоубийству, только, как бы это сказать, огородами, а не напрямую. Они, вельможные фаты, столько всего для меня сделали, словами не описать, даже оленя из угодий светлейшей Алистер в наш мир отправили мне на замену. Все, моя служба закончилась. Сейчас я быстренько кровь себе чуточку отворю, они в свои драгоценные седалища мои волшебные эманации соберут, и я превращусь в обычную панну. И браслет сам собой снимется непременно. Он же только на Берегинь настроен.

Правду Болтун говорил, редкостные дуры в вышних сферах обитают. Кто в эти байки вообще поверить может?

Я внимательно слушала, кивала, потом сложила перед грудью руки в молитвенном жесте:

– Не хочу в простые панны, хочу под венец с любимым Мармадюком. Драгоценные вельможные фаты, вы же можете нас обвенчать по-быстренькому? Мне счастье, ему – пожизненное в этом воплощении наказание. Моем воплощении. Марек как овдовеет, освободится.