Для очистки совести я подошел к авиатору, который неспешно стирал грязь с рук воняющей бензином ветошью:
- Простите великодушно, вы куда-нибудь сегодня летите?
- До Минвод, - слава лапласиану, авиатор не стал строить из цели великую военную тайну. - Как победим чертов шестой цилиндр, так сразу.
- Вот же удача! - сорвался я на радостный вскрик. - А билеты отчего не продают?
- Потому что дура, - спокойно и безнадежно махнул рукой авиатор. - Нет, мы конечно от графика уже на четыре часа опаздываем, но взять тебя можем.
- А двоих?
- Хоть пятерых! Всего три пассажира у нас, ежели они на поезд не сбежали. Ну, еще почты накидали много в багаж.
- Вы нас спасаете!
- Ты сперва подумай, - попробовал остановить мой напор авиатор, - может по чугунке-то оно проще будет? Ведь все равно, придется по дороге...
- Вы точно без меня не улетите? - я не стал дослушивать возражений.
- Точно... еще как точно, полчасика провозимся, никак не меньше.
- Так в кассу и передам!
Обратно, к Саше, я не шел, а летел: ветреная девка, она же удача, снова с нами!
Починка затянулась чуть дольше обещанного. Мы не только успели оформить билеты, но и наскоро перекусили густым, наваристым, совсем не московским борщом. Уж не знаю, когда на Украине Старого мира начался Голодомор, в Новом мире не заметно никаких его признаков либо предпосылок. Доступ в столовую совершенно свободный, очередь по меркам СССР заурядная, особой дороговизны то же не наблюдается. Совграждане вокруг не выглядят голодными, хлеб хоть и берегут, но с собой украдкой не тащат. Если так пойдет и дальше - можно смело записывать в свой актив несколько миллионов спасенных жизней. Страшные, непостижимые разумом цифры...
Неужели мне все же удалось изменить мир?
Неужели я провалился в прошлое не зря?!
Где-то на краю сознания мелькнула полная самодовольного пафоса мысль: "за такой результат и погибать нестрашно". Представилась могила на верхушке холма, огромный памятник, выбитая в благородном сером граните эпитафия с подробным перечислением заслуг. Так явно, что пришлось одернуть себя - отправляться на тот свет в прекрасный солнечный день, да на полный желудок, можно ли придумать что-то более аморальное? А еще... нужно твердо помнить - гештальт не закрыт. Пусть Голодомор развеялся мерзким туманом, пусть сорван Великий террор, на моей совести остается Вторая Мировая война. Предотвратить бойню, да еще без негативных побочных эффектов - ради этого стоит жить. И не просто так, а по заветам несостоявшегося "отца народов" - лучше и веселее.
Именно с этим простым человеческим желанием я поднялся по короткой приставной лесенке в салон самолета. Огляделся по сторонам, и невольно улыбнулся: "dreams come true!" Кресла мягкие! Конечно не как диваны Аэрбаса или Боинга, но что-то типа толстых перовых подушек на плетеных креселках все же имелось. Вдобавок, все что можно и нельзя, оказалось обшито для звукоизоляции войлоком, а поверх него, для красоты, плотной узорчатой тканью.* На полу, вообще, чудо чудное - красная ковровая дорожка с высоким ворсом. Шедевр удобства и комфорта, особенно в сравнении с аскетичным до схимы АНТ-9. Интерьер портила всего лишь одна единственная деталь: длинная, густо изляпанная черным маслом лестница, уложенная бортмехаником вдоль прохода.
В полной уверенности иностранного происхождения машины, я поинтересовался у пилота:
- Это у вас Дорнье или Юнкерс?
- Наш самолет, советский, - с гордостью ответил тот. - Калинин пятый!
- Надо же! - искренне восхитился я. - Так хорошо сделали!
- Для кого хорошо, - недовольно буркнул устроившийся на свободном месте бортмеханик. - А для кого и не очень.
Раскрывать подробности он не стал; да я и не интересовался - недостаток, если сильно постараться, можно отыскать в любом сложном механизме.
Взлетели мы подозрительно легко, с короткого разбега, даром что мотор на этой модели всего один. Сделали зачем-то круг над Харьковом и неторопливо попилили вдоль рельсов прямо в сторону полуденного солнца. Саша полностью отошла от страхов первого полета и теперь не отрывалась от окна. Меня же быстро сморили размеренная вибрация и качка, проснулся только при посадке. Ждал Луганск или Донецк - оказалась какая-то Лозовая, меньше часа лета от республиканской столицы. Местные наземные службы, представленные вооруженным берданкой сторожем дощатого сарая, на наш борт не обратили ни малейшего внимания. Зато механик без лишних слов вытащил лестницу и полез копаться в двигателе, то и дело обжигаясь и матюкаясь. Покрутил какие-то гайки, почистил свечи, долил масло. Хлопнул жестянкой капота, махнул рукой, чтобы любопытные, типа меня, живее лезли обратно в салон.
Снова взлетели, я уж думал - теперь-то непременно дотянем до самого Ростова. И ошибся - минут через сорок мы резко пошли на посадку под натужное чихание мотора. Да не на аэродроме, а прямо посередь случайно подвернувшегося покоса. Кочки неподготовленной полосы едва не вытряхнули нас с Сашей из кресел.
- Все, дальше пешком?! - кипя и негодуя, я напал на бортмеханика. - Спасибо, что не убили!