Скриба

– Я знаю также, что пшеница в аббатстве иногда пропадает, а потом оказывается на рынке, – наконец сказал он. – Четыреста модиев – это шестнадцать тысяч динариев…

Коль шагал из угла в угол, не сводя глаз с Алкуина. Он понимал, что это риск, но ради такого богатства стоило на него пойти.

– Давайте поговорим завтра. Сегодня я должен присутствовать на казни и все равно ничего не смогу решить.

– Можно посмотреть мельницу?

– Сейчас там работают, как-нибудь в другой раз.

– Простите мою настойчивость, но мне хотелось бы…

– Мельница как мельница, и я уже сказал, там работают.

– Ну что ж, тогда до завтра.

Когда они вышли, Тереза спросила, удалось ли что-нибудь выяснить, но Алкуин отделался невнятной фразой о не слишком удачном дне, а чуть позже добавил, что ему обязательно нужно попасть внутрь мельницы, однако пока настаивать он не стал, чтобы не вызвать подозрений.

– Ты заметила, сколько у него лошадей? – спросил он. – Шесть, не считая запряженных в повозку.

– И что это означает?

– Хотя бы то, что мельницу охраняют шесть человек.

– Слишком много?

– Слишком.

Неожиданно Алкуин остановился, будто его неожиданно осенила какая-то мысль, затем вернулся и, удостоверившись, что никто их не видит, перелез через изгородь, прошел на скотный двор и начал что-то искать в дорожных сумках, повозке и разбросанной по земле соломе. Стоя на коленях, он позвал Терезу. Девушка подбежала и вытащила вощеную табличку, полагая, что нужно сделать запись, однако Алкуин отрицательно покачал головой:

– Ищи такие же зерна, как те, которые я тебе дал.

Они ползали среди навоза, но вдруг на мельнице раздался непонятный шум, и они предпочли побыстрее скрыться.

В аббатство они вернулись промерзшие, но быстренько отогрелись горячим супом. Алкуин торопился вернуться к работе, однако Тереза попросила сначала навестить Хооса. Алкуин уступил, и они направились в больницу.

Их встретил уже знакомый монах, однако его всегда улыбающееся лицо сегодня было встревоженным.

– Рад вас видеть. Вам передали сообщение?

– Нет, а что случилось? – спросил Алкуин.

– Ради Бога, пойдемте скорее. Два новых больных с теми же симптомами.

– Гангрена ног?

– У одного уже начались судороги.

Мужчины поспешили к агонизирующим пациентам – отцу и сыну, до болезни работавшим на лесопилке. У отца почернели также нос и уши. Алкуин попробовал поговорить с ними, но они бредили и несли какую-то чушь. Он велел немедленно дать им слабительное.

– И пусть пьют молоко с угольным порошком – столько, сколько смогут.

Оставив монаха готовить препараты, Алкуин и Тереза пошли к Хоосу, однако кровать его оказалась пустой. Они поспрашивали других больных, но никто не знал, куда он делся, посмотрели в отхожем месте, в соседней трапезной и внутреннем дворике, где прогуливались те, кто шел на поправку. Хооса нигде не было, он исчез.

– Но этого не может быть, – жалобно сказала Тереза.

– Мы его найдем, – пообещал Алкуин, хотя и не представлял, как.

Он посоветовал девушке вернуться домой и постараться успокоиться. Сам он собирался в библиотеку, но сказал, что, если Хоос появится, ей тут же сообщат. Они договорились встретиться завтра утром. Тереза поблагодарила Алкуина за хлопоты, однако, попрощавшись с ним, не смогла сдержать слезы.

Весь остаток дня Тереза провела на сеновале, чтобы избежать расспросов Хельги Чернушки, но к вечеру решила прогуляться по ближайшим улочкам. Медленно бредя вдоль них, она пыталась понять, почему на сердце так тяжело и почему ее бросает в дрожь, стоит только вспомнить о Хоосе. Каждое утро она умирала от желания увидеть его, поговорить с ним, почувствовать на себе его взгляд. На глаза снова навернулись слезы. Почему ее жизнь превратилась в одно сплошное наказание? Почему она потеряла все, что любила, за какие грехи?

Тереза шла куда глаза глядят, размышляя, где теперь Хоос и что с ним произошло. Во время последней встречи он еле передвигался по внутреннему дворику, а было это только вчера, так что убежать он точно не мог.

Незаметно она ушла довольно далеко от наиболее оживленных улиц. Было холодно, и она накинула капюшон, пытаясь спрятать замерзший нос, а когда, наконец, огляделась, поняла, что очутилась в каком-то узком и темном, пахнущем гнилью закоулке.

Где-то лаяла собака, однако большинство домов казались брошенными, словно их хозяевам надоело жить в таком мрачном месте, и они исчезли, даже не закрыв окна…

Тереза испугалась и пошла обратно, как вдруг в конце закоулка появилась чья-то фигура в капюшоне. Девушка надеялась, она исчезнет, но фигура не двигалась.

Она постаралась не поддаваться панике, убеждая себя, что ничего страшного нет и с ней ничего не случится, и продолжала идти вперед, однако сердце билось все сильнее. Фигура оставалась молчаливой и неподвижной, как статуя. Девушка опустила глаза и ускорила шаг, но, когда она поравнялась с человеком в капюшоне, тот бросился к ней и попытался удержать. Она хотела крикнуть, но ей зажали рот, и получился лишь слабый стон. В ужасе и отчаянии она укусила нападавшего за руку, тот взвыл, и от звука его голоса девушка замерла.