Скрипач (СИ)

Ганс обернулся. За его спиной стоял тот самый высокий, плотного телосложения, в испачканном сажей комбинезоне на голом теле усатый надсмотрщик и громко, заливисто смеялся. Юноша отступил на шаг назад так, что его голые ноги оказались в воде. Надсмотрщик достал из нагрудного кармана осколок стекла, слабо блеснувший при свете месяца. Ганс сделал ещё шаг назад, оказавшись в воде уже по колено. Тогда надсмотрщик снова громко рассмеялся, обнажив почерневшие гнилые зубы. Он сделал несколько шагов вперед и бросился на юношу с осколком в руке. Ганс, увидев занесенную над ним руку возмездия, перехватил её у запястья. Упершись ногами в усыпанное галькой дно реки, юноша сжался от напряжения, стараясь сдержать направленный на него удар. Ноги тут же ушли вниз, продавливая мягкую почву. Вдруг, сделав неимоверное усилие, юноша резко оттолкнул надсмотрщика в сторону и, выхватив из его взметнувшейся в воздухе, расслабившейся руки осколок стекла, вонзил его в мужчину.

Под тусклым светом месяца, стоя по колено в воде, молодой человек сражался с невидимым никому, кроме него, мужчиной, некогда работавшим на этой пристани, но позже пропавшим без вести. Озлобленное лицо и горящие от увлеченности схваткой глаза отражались в трепещущей воде. Звезды смутно мерцали на ночном небе, поблескивая среди редких облаков.

Тяжело дыша, Ганс отшатнулся в сторону и схватился за голову. Юноше казалось, будто бы сотни голосов вот-вот разорвут её. Сделав шаг в сторону и глядя на тело надсмотрщика, медленно погружающееся в воду, Ганс испугался. Юноша уже не отличал, что было реальным, а что было лишь плодом его воображения. Пытаясь вновь восстановить тончайшую грань между действительным и воображаемым, Ганс оглянулся по сторонам и, убедившись, что и пристань, и город чуть в отдалении остаются такими, как были всегда, немного успокоился и вновь посмотрел на то место, где с минуту назад скрылось тело надсмотрщика. Река неспешно бросала волны на прибрежные камни, и не было среди воды ничего, что могло бы напомнить юноше о прошедшем. Ганс выдохнул и окончательно пришел в себя. Заметив, наконец, что стоит по колено в воде, он направился в сторону берега и, ступив на сухой песок, перемешанный с галькой, собирался было поднять вещи, но вдруг заметил на своей руке что-то темное. Развернув ладонь к небу, чтобы бледный свет месяца окрасил её в более светлые тона, юноша внимательно рассмотрел руку, и кожа его мгновенно похолодела. Рука была вся в крови. Темные, почти черные, разводы растекались по ладоням. Кровь падала каплями на землю, окрашивая её в буроватый цвет. Ганс схватил скрипку и рюкзак и бросился к барже.

- Ха-ха-ха!!! – раздалось за спиной, а потом отголосками разнеслось по всем сторонам.

Взобравшись на полусгнившие доски палубы баржи, накренившейся на правый бок, Ганс скользнул, не отрывая ног от пола, к рубке и, оказавшись внутри, захлопнул за собой дверь и прижался к ней спиной.

Отдышавшись и заглушив кричащие в голове голоса, юноша наощупь нашел в темноте старый стол и, положив на него футляр, трясущимися руками достал скрипку. Приняв устойчивое положение на полу накрененной баржи, юноша вскинул инструмент на плечо и начал играть. Раздался тихий, непродолжительный шорох, после чего футляр от скрипки с грохотом упал на пол. Но Ганс этого уже не слышал. Он полностью погрузился в музыку.

Звучащая в низком регистре, будто бы притаившаяся, мелодия медленно разворачивалась, словно грозовые тучи на небе. Изредка проблескивающие звездочки-акценты нарушали гнетущую тревожную атмосферу музыки.

Вдруг дверь с хлопком распахнулась. Ганс продолжал играть, хотя внимание его теперь устремилось на входящего.

- Здравствуй, Ганс, – сказал мужчина, – узнал меня?

Ганс продолжал играть, пока Ришаль, войдя в комнату, закрыл за собой дверь и в задумчивости остановился напротив стола. В мелодии, помимо затаенности появились напряженность, волнение.

- Конечно узнал, – сказал тучный, лысоватый мужчина и пнул ногой лежащий рядом со столом рюкзак, – Ты до сих пор таскаешь с собой эти деньги. А ведь ты заработал их благодаря мне.

Даже в темноте, к которой глаза уже успели привыкнуть, Ганс видел улыбку режиссера, но все равно продолжал играть, выводя старательно каждую ноту, распевая каждый звук.

- Ганс, ты такой же, как и я, – сказал Ришаль, – безумец. Убийца. Вспомни, как ты убил меня. Ты не сомневался – истинная черта умалишенного. Ты был уверен в том, что правильно поступаешь. Как животное, как бездушная тварь, ты убил меня! А за что? Разве я плохо обращался с тобой? Я платил тебе огромные деньги. Ты ни в чем не нуждался. Что было тебе нужно кроме этого? У тебя была слава, у тебя было множество знакомых, ты был известен и любим, ты был богат. Что, скажи мне, что тебе нужно ещё? У тебя было все, но ты выбрал другой путь.

Ганс продолжал играть. Ришаль, обходя вокруг стола так, чтобы смотреть в лицо юноше, продолжал говорить.