Не разбирая дороги, Ганс спешил к театру. Глаза юноши горели безумным блеском. Он не видел больше образов из прошлого – лишь настоящее предстало перед ним предельно ясно и просто.
Резко распахнув двери театра, Ганс стремительным вихрем влетел внутрь. Широкими шагами он направлялся к знакомому кабинету директора.
- Ганс? – раздалось вдруг откуда-то сбоку, – Ганс! Ганс Люсьен! Ганс, это вы? Боже…
Юноша обернулся. Только сейчас Ганс заметил, что в холле полно людей. Судорожно озираясь в поисках говорившего, юноша с трудом заметил пробиравшегося сквозь толпу седого старичка, который помахал ему рукой. Черты старика были до боли знакомы юноше, но он никак не мог припомнить…
- Ганс, я рад видеть вас. Честно, не ожидал… – сказал старик, беря юношу под локоть, – Мне нужно поговорить с вами.
Наконец, юноша узнал его. Режиссер ужасно состарился за прошедшие годы. Из самодостаточного, крепкого мужчины он превратился в иссохшегося обрюзгшего старика. Посеревшее лицо было покрыто глубокими морщинами. Опухшие веки покраснели. Густые некогда брови сделались абсолютно белыми, как снег.
- Мне нужно поговорить с вами, – повторял старик, ведя Ганса к себе в каморку.
- Ганс? – вновь раздалось за спиной юноши, когда он в компании старого режиссера уже сворачивал в боковой коридор, – Подождите!
Но гулкий гомон толпы поглотил неокрепший детский голос.
Проводя юношу по знакомому до малейших деталей коридору, режиссер открыл дверь кабинета и, усадив юношу за стол, принялся похаживать, прихрамывая, по комнате.
- Я… Я не знаю, с чего начать, – сказал он, оборачиваясь и заглядывая в глаза юноше.
Потом, как часто бывает у стариков, неожиданно вспомнив о чем-то, он метнулся к шкафу, покопался в нем и вытащил оттуда сверток. Взявшись за конец огромного бумажного полотна, режиссер развернул его и протянул Гансу.
С афиши на юношу глядело… его собственное лицо.
«Уникальный концерт уникальнейшего скрипача», – прочитал юноша.
На афише стояла сегодняшняя дата.
- Ганс, мне известно о том, что произошло с мсье Ришалем… – прошептал режиссер. – Ганс, вас ищут. Вам нельзя оставаться здесь надолго. Впрочем, обо всем по порядку. Долгое время после вашего отъезда мы не получали никаких вестей о вас. Затем мы узнали, что мсье Ришаль задумал грандиозный тур… Впрочем, это не столь важно. Около двух недель назад мы получили известие, что мсье Ришаль мертв, а вы исчезли. Ганс, вас подозревают в убийстве! Но я не в силах поверить, что вы могли бы совершить такой ужасный поступок. Я знаю вас довольно, чтобы сказать, что такой богатый духовно, такой талантливый человек способен причинить кому-то страдания…
Ганс криво усмехнулся.
- Мсье Бастьен – друг мсье Ришаля – выдумал грандиозную ложь. Он отыскал скрипача, внешне напоминающего вас, и теперь, объявив, что рассказы о вашем преступлении не более, чем домыслы, пользуется вашим именем, чтобы прославить совершенно другого бесталанного музыканта. Это ужасно, Ганс! Люди не понимают, что на сцене не вы. А на самом же деле вас разыскивают, как главного подозреваемого по делу убийства.
Ганс скучающе зевнул.
- Я предлагаю вам ехать в Италию. Там вы можете продолжить совершенствовать скрипичное мастерство до тех пор, пока эта история не уляжется в наших краях… А после, когда все забудут, вы вернетесь и снова сможете играть на этой сцене…
Ганс встал. Вежливо поклонившись, он направился к двери. Старик рассказал все, что хотелось бы услышать юноше. Дальнейшее его не интересовало, ведь точка невозврата была пройдена.
- Ганс… А… – проговорил старик, пытаясь остановить юношу, но Ганс, кивнув, уже скрылся за дверью.
Имя запятнано. Ганс с ужасом подумал о том, что, называя себя Иоганном Люсьеном Сотрэлем, совершенно незнакомый человек, играющий на скрипке, ездит по миру и выступает на концертах. И его принимают с восхищением, как когда-то принимали Ганса. Юноша поморщился. Убийца. Новый Сотрэль – талантливый музыкант, а он, Ганс, всего лишь убийца.
Плевать. Точка невозврата пройдена.
Быстрыми шагами Ганс шел вперед по коридору. Юноша знал, в какой гримерной располагают приезжих артистов и направлялся прямо туда. Концерт только-только закончился, и поэтому, как рассудил Ганс, скрипач ещё не ушел.
Резким движением распахнув дверь, юноша вошел внутрь и положил скрипку на стол, стоящий сразу же налево от входа.
- Что вы себе… – раздался вдруг голос за спиной Ганса.
Юноша обернулся и прикрыл дверь.
«Действительно, похож», – отметил Ганс.
Полулежавший в кресле юноша, чем-то отдаленно напоминал Гансу самого себя пару лет назад. Сотрэль с внимательным любопытством изучал черты лица скрипача. Заостренный нос с небольшой горбинкой, черные брови, едва заметная морщина напряжения на лбу, впалые щеки… Вдруг, вглядевшись в красивые глаза – карие, но с зеленоватым оттенком, Ганс рассмеялся, вспомнив любовные письма, что писали к нему неизвестные поклонницы мастерства скрипача. И письма эти часто заканчивались словами вроде: «Вы узнаете меня среди толпы по глазам, сходим цветом с вашими». Ганс, развеселившись, хохотал, но смех его более напоминал беззвучный кашель.