Скрипач (СИ)

Немного утихомирив сердце, Ганс с трудом поднялся на ноги. Его качало из стороны в сторону, словно в лихорадке. Дойдя до двери, Ганс оперся на стену, оставив на ней кровавый отпечаток. Приготовившись к тому, что он увидит внутри, юноша рванул дверь и вошел.

В дальнем углу капитанской рубки в луже из алой крови лежало тело усатого надсмотрщика. Голова была неестественно вывернула вправо, а в выпученных покрасневших глазах застыло странное выражение не то удивления, не то возмущения. В груди зажгло. Тяжело сглотнув, Ганс зажмурил глаза, будто бы хотел открыть их и увидеть совершенно чистое помещение без этого безобразного трупа, распятого на полу.

Но этого не случилось. Надо сделать так, чтобы об этом никто не узнал – об этом подумал Ганс. Вспомнив собаку, юноша понял, как избавиться от тела. Бегом вылетев из рубки, ударившись о косяк двери и пару раз упав, Ганс спрыгнул на землю и схватил первый попавшийся камень. Юноша с трудом поднял огромный валун и затащил его на борт. Ноги и руки давно не слушались Ганса, но он знал, что должен сделать это.

Поборов отвращение, юноша схватил надсмотрщика за ноги, перевернул на спину и потащил на палубу, оставляя за собой широкий кровавый след. Вытащив из кармана штанов кусок бечевки, юноша обмотал одним её концом камень, а другим опоясал талию мертвого мужчины. Ганс хотел было вытолкать несчастного за борт, но вдруг в одурманенную голову пришла другая мысль, которая спасла юношу от дальнейших мерзких последствий.

Тут было слишком мелко. Надсмотрщика нашли бы на следующий же день, и тогда Гансу бы точно пришлось туго.

Юноша снова спрыгнул на землю и побежал вдоль пристани в поисках лодки. Найдя один-единственный челночок, привязанный на истончившуюся веревку к вбитому на берегу столбу, Ганс отвязал его и отчалил от берега. Подогнав челнок к самому борту баржи, Ганс взобрался наверх и – откуда только взялось столько силы в исхудавшем бледном теле – вытолкал тело убитого за борт. Раздался громкий плеск, и челнок чуть было не перевернулся. Ганс испуганно озирался по сторонам, прислушиваясь, нет ли кого вокруг. Убедившись, что он одинок под тусклым светом месяца, Ганс спрыгнул в лодку и взял весло. Быстро взмахивая им то у одного борта, то у другого, юноша добрался почти до середины реки. Посчитав, что этого достаточно, он уперся руками в борта челночка и толкнул мертвеца ногами. Тело тяжело ухнуло в воду, подняв целый столп брызг. Челночок опасно закачало. Ганс упал на дно лодки, чтобы помешать ей перевернуться. Сердце снова быстро забилось.

Отдышавшись, юноша свесился за борт и поглядел в воду. Острый подбородок и торчащие скулы, растрепанные темные волосы и блестящие испуганные карие глаза отражались в волнах, подкрашенных красноватым оттенком. Вдруг Гансу померещились выпученные, налившиеся кровью глаза надсмотрщика среди воды. Он вмиг отпрянул назад. Сердце снова заколотилось. Схватив весло, юноша начал стремительно грести к берегу. Вконец выбившись из сил, Ганс выпрыгнул из лодки, когда, по его мнению, уровень воды должен был доставать ему только до шеи. Спрыгнув в воду, юноша перевернул и затопил лодку. Еле удержавшись на ногах в образовавшемся водовороте, Ганс направился к берегу, рассекая руками воду.

Окружающий мир будто бы покрылся пеленой тумана. Ганса страшно лихорадило. Вернувшись на баржу, онемевшими пальцами юноша завернул скрипку в кусок черной материи, запихнул в мешок хлеб, керосиновую лампу, несколько мотков бечевки и ещё не изодравшуюся одежду и спустился с корабля на пристань.

Он не помнил даже, как убрался прочь с пристани, потому что глаза не видели ничего более. В безвольно повисших руках Ганс сжимал скромные свои пожитки и, еле переставляя ноги, плелся неизвестно куда.

Он был будто пьян – дрожал всем телом, не слышал ничего вокруг, по сторонам о и дело мерещились выпученные глаза и распластавшийся на земле труп. Пропитавшиеся кровью ошметки разорванной рубашки клочьями свисали с худощавых плеч. Сердце дико колотилось, руки дрожали.

Не помня как, Ганс забрался на чердак какого-то старого дома. Тут валялись горы сломанных досок, мусора, даже старой мебели. Ганс сжался в комок рядом с печной трубой, еле теплой, которая выходила наружу через крышу. Обняв окровавленными руками колени, он раскачивался взад-вперед, недвижными глазами глядя на небольшую дыру в крыше. Здесь несносно пахло сыростью и птичьим пометом, но Ганс не замечал этого.

Перед глазами в сотый раз проносилась картина убийства. В голове звучала только одна страшная, навязчивая, мерзкая мысль: «Убийца». Это слово повторялось миллионы раз разными голосами, с разной интонацией, то шепотом, то криком. Но звучало каждый раз предельно просто и понятно, презрительно, с отвращением. Убийца.