Скрипач (СИ)

Пока Ганс знакомился с внутренним видом ресторана, Ришаль уже отыскал взглядом свободный столик и повел юношу туда. Сняв верхнюю одежду и оставив её на специальной вешалке, находящейся рядом со столиком, мужчины присели. Ришаль, вытянув руку в проход между столиками, щелкнул пальцами и не очень громко позвал: «Garcon!»

Ганс не успел заметить, откуда появился юноша всего несколькими годами старше его с приятной внешностью и лучезарной улыбкой.

- Что для вас, мосье? – улыбнулся официант.

- Для начала, меню, уважаемый, – сказал Ришаль.

- Сию секунду, – сказал официант и мягкой походкой направился к небольшому бюро, располагавшемуся недалеко от входа.

Открыв небольшую кожаную книжечку – меню, Ганс потерялся среди разнообразия блюд, названия большинства из которых он видел впервые. Но тут ему помог Мишель, порекомендовав «изумительный la soupe au fromage avec des crevettes» и «une fricass'ee de veau», не забыв также о «настоящих французских croissants». Ко всему этому он добавил свой заказ и бутылку бордо.

Чтобы ожидание кушанья не было скучным, господам подали бутыль обыкновенного столового вина и блюдо с множеством сортов сыра. Ришаль собственноручно разлил напиток по бокалам и начал рассказывать долгую историю о разнообразных сырах, которыми так славилась Франция, попутно предлагая Гансу испробовать каждый сорт. Ганс был восхищен, так как ни разу в жизни не видел и не пробовал ничего подобного. От кисловато-отсрого вкуса сыра, сочетавшегося с терпким столовым вином с послевкусием вишни, вкусовые рецепторы юноши испытывали невыразимое удовольствие. Множество необычайно приятных запахов (за исключением ужасного запаха одного сыра, название которого юноша не запомнил) смешивались, образуя некое подобие музыкальной симфонии. Только сейчас юноша понял, что умение готовить и преподносить пищу также можно принять за отдельный, особый вид искусства.

Принесли первое блюдо. В этот момент эмоциональный и физический восторг юноши, казалось, достиг предела, но это было ошибочно. Под кокетливую польскую мазурку, которую многие не сочли бы за серьезный танец, юноша принялся за свой сырный суп с креветками. Ришаль время от времени подливал в бокалы вина, после которого на юношу нахлынула неожиданная волна веселья и всеобъемлющей любви. Отчего-то так радостно сделалось на душе…

После нескольких бокалов Ришаль подумал, что следовало бы отвлечься и размять затекшие ноги. Пригласив солидную даму в шикарном платье, сидевшую за соседним столиком, режиссер с видом бравого молоденького франта расшаркивал перед ней ногами в танце. Её молоденькая спутница по приглашению чувствующего себя слегка смущенным Ганса перебралась за его столик. Мило улыбаясь, кокетка рассказывала о последних новостях Парижа, изредка задавая юноше вопросы. Ганс жестами объяснил ей, что не может отвечать в силу своей врожденной особенности, затем привычно достал из кармана бумагу и кусочек угольного карандаша и начал записывать ответы, изредка подвигая листок к своей барышне, чтобы она могла прочитать. Прошло ещё немного времени, и барышня, точно так же, как и Ганс, развеселенная вином, сама пригласила его на так называемый «белый» танец. Юноша отрицательно закачал головой, пытаясь сказать, что не умеет танцевать, но барышня (её звали Лизетт, или как она сказала: «Просто Lise») не принимала никаких возражений. Вытащив юношу за руку на небольшую танцевальную площадку, Lise начала объяснять Гансу, как делать некоторые несложные па.

Проведя ещё несколько часов в компании приятных дам, музыки и выпивки, скрипач со своим старшим товарищем вернулись домой уже глубокой ночью. Наспех скинув одежду и оставив любимицу-скрипку на столе, Ганс упал ничком на кровать и тут же заснул, убаюканный алкоголем, разбежавшимся по жилам.

Полетели дни за днями. Юноша готовился к новым концертам, которые теперь проводились чаще и всегда с неизменным аншлагом. Жан Адлен, все меньше и меньше узнающий в мосье Сотрэле прежнего Ганса, в скором времени пожелал уехать в Италию к своим родным, сославшись на тяжелую болезнь, мучившую его уже несколько лет. Несмотря на все уговоры Ганса, для которого учитель стал настоящим другом, предложения оплатить лечение в Париже (благо денег у Сотрэля теперь всегда было в достатке), мосье Адлен был непреклонен. В конце лета он покинул Францию.

Оставшись без учителя и старшего товарища, Ганс больше времени стал проводить в компаниях, которые назывались обыкновенно «сливками культурного общества» Парижа, а на самом же деле являлись лишь праздными зеваками, попусту растрачивающими свою жизнь. Выбрав в качестве нового наставника знаменитого на ту пору во Франции скрипача Блеза Лафарга, который, впрочем, мало чему толковому мог научить, Ганс перестал уделять должное внимание работе над техникой и характером произведений, стараясь лишь понравиться публике. Что-то сильно изменилось в юноше, сделав его полноправным представителем того общества, в котором он находился.