Скрипка, деньги и «Титаник». История скрипачки, продававшей мечты и обман

Сыграв последнюю ноту прелюдии, ты почти не делаешь паузу. Не хочешь, чтобы кто-нибудь захлопал в перерыве между прелюдией и аллегро, но главное – не хочешь давать себе время подумать о дальнейших шагах. Резкий вдох – и ты вообще перестаешь думать, перестаешь быть. Ты вся действие: за каких-то пару секунд уже сыграла две строчки, потому что аллегро очень быстрое, из-за скорости даже не видно пальцев, они сливаются с серебристым горизонтом над левой рукой. Арпеджио. Музыкальные волны. Ты сыграла их сто, и сотни еще впереди. Двойные ноты: два, три, четыре звука одновременно на разных струнах; смычок не просто ходит вниз, вверх и снова вниз, а делает вниз-вниз, вниз-вниз, вверх-вверх, взмывает и ударяет по струнам – та-да, та-да, та-да-да. Конский волос рвется от напряжения. А вот и «вау». Затихает фортепианный аккомпанемент: глухой рокот клавиш – как отдаленные раскаты грома. Пальцы взлетают к самой шейке. Ты повисаешь на высокой ноте, будто альпинист, держащийся за вершину одним пальцем. Но покорить вершину – не главное. Важнее побороть страх падения. Шесть лет ты училась играть эти шестнадцать нот одну за другой, сначала выставив метроном на шестьдесят ударов в минуту, потом на девяносто, на сто двадцать пять. Сейчас ты играешь на ста шестидесяти восьми. В промежутках между нотами ты слышишь тишину. Абсолютную, глубочайшую тишину в зрительном зале, застывшем в неподвижности. Ничто другое на всем белом свете с этим не сравнится. В эти мгновения ты перестаешь жить в теле. Выходишь из него. Никто больше не думает о твоем теле, даже ты сама. Дальше – спуск по грифу, как по лестнице со ступенями разной высоты; сложное плетение из нот, какие-то повторяются, какие-то нет. Это контрмелодия – будто ты играешь две совершенно разные композиции на двух разных скрипках, слившихся в одну. Накатывают волны арпеджио. Конский волос рвется с обеих сторон смычка, мелко клубится канифольный дымок. Последняя строчка – адажио. Замедление. Как прощальный поклон – ну вот и все, та-да. Ты удерживаешь последнюю ноту, вытягиваешь ее до колодки смычка, вибрато, вау, конец.

Это было не лучшее исполнение «Прелюдии и аллегро», которое слышал мир. Я ошибалась. Я пропускала двойные ноты, запорола несколько арпеджио. Не выдержала темп сто шестьдесят восемь от начала до конца. Но это было лучшее выступление за всю мою жизнь, большего мое тело и моя скрипка не осилили бы. А главное, все в этом выступлении – от технических аспектов вроде силы, необходимой, чтобы сыграть прелюдию, и ментальной концентрации, без которой не совладать с аллегро, до финальной метаморфозы, когда глубочайшая тишина в зале взорвалась аплодисментами (мне аплодировали стоя и гораздо дольше, чем я ожидала; как я и предполагала, не смеялся никто, а об этих овациях люди помнили еще много лет после того, как я уехала в Нью-Йорк, чтобы стать «профессиональной скрипачкой»), – все в этом выступлении было настоящим.

«Боже, благослови Америку», турне 2004 года

Чикаго

Спустя несколько дней после отмены представления в Карнеги-холле вы даете самый масштабный концерт за прошедшие семь недель. Почти пятьсот человек, одетых хоть и не во фраки, но и не повседневно, собираются в сияющем концертном зале в Чикаго. Когда билетеры открывают парадные двери в зал, зрители входят в него в почтительном молчании, сверяются с билетами и находят свои места среди рядов сидений, обитых мягким красным бархатом. Большая сцена почти пуста: три микрофонные стойки и электропианино. Крупный усатый мужчина в куртке с эмблемой турне проверяет билеты, отвечает на вопросы, продает диски и управляет проекторами. В уголках его глаз блестят слезинки.