Никогда Володя не держал в руках скрипку и не знал, как извлекать из неё звуки. Конечно, он часто видел, как это делают музыканты, и все со стороны выглядело столь просто, что и сейчас у него не возникло никаких сомнений. В зале никого не было. Прижав корпус инструмента к подбородку, вдыхая какой-то нездешний, пряный запах лакированного дерева, мальчик с силой полоснул смычком по струнам — раздался резкий, громкий звук, проникший в глубину Володиного мозга и тотчас вызвавший прилив безумной радости и бесстрашия. «Еще! Еще! Давай, синьор Орланди!» — в каком-то чаду говорил сам себе Володя, ударяя раз за разом по струнам, и вдруг сильная боль пронзила его голову, будто кто-то всадил в неё железный штырь или клинок кинжала, в глазах потемнело, а в ушах прозвучало будто сказанное кем-то со злой издевкой: «И поделом тебе, наследник колдуна!»
4
ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ
Чьи-то лица с вытянутыми, как у дятлов или ворон, носами нависли над Володей, и он вначале испугался, снова закрыл глаза, но голоса людей вернули его наконец в мир печальной действительности, и Володя зачем-то спросил, вспоминая, что с ним случилось:
— А скрипка… где?
— Скрипка? — услышал он знакомый злорадный голос. — А это мы у тебя должны о ней спросить!
Володя, все ещё лежавший на спине, присмотрелся: конечно, кто, кроме Адольфины Кузьминичны, мог говорить с ним голосом инквизитора, не сомневающегося в том, что перед ней сам дьявол или, по крайней мере, злостный еретик.
— Я спрашиваю у тебя, где скрипка, которую ты взял в шкафу и на которой играл?
— Я не знаю. Разве её нет? — удивленно спросил Володя. — Разрешите мне встать…
Он с трудом поднялся. Вокруг стояли три-четыре бабульки-смотрительницы, хранительница фондов, директор, почему-то смотревшая как-то в сторону, будто ей было очень стыдно. Володя, уже все вспомнив до деталей, огляделся, ища скрипку, которая могла упасть, когда, потеряв сознание, он свалился на пол. Но скрипки нигде не было.
— Не знаю, — испугался мальчик, — я только хотел немного поиграть на ней, но потом… потом что-то случилось со мной, я, наверное, в обморок упал и уронил скрипку, а где она сейчас — не знаю…
— Поиграть на музейном экспонате? — задохнулась злым изумлением Адельфина Кузьминична. — На скрипке Антонио Страдивари, которой цена миллион долларов?! И кусачки эти ты, наверное, нарочно с собой притащил, чтобы вдоволь помузицировать?
И хранительница сунула прямо под нос Володе кусачки, оставленные им возле шкафа, а потом, повернувшись к директору, тоном, не терпящим возражений, сказала:
— Я вас предупреждала, Надежда Леонидовна, я вам говорила — вы меня не послушали, и теперь прошу, сейчас же позвоните матери этого… типа и, она ядовито улыбнулась, — вашей хорошей приятельнице, и немедленно пригласите её сюда! Нет, не пригласите, потребуйте, чтобы она приехала! Я же вызываю оперативных работников! С розыскными собаками! Я не позволю разворовывать драгоценнейшую, уникальную коллекцию, единственную, можно сказать, во всем мире! Сережа! — прокричала она кому-то, наверное охраннику. — Никого из здания музея не выпускать! — На последнем слове Адельфина Кузьминична взвизгнула, как щенок, которому нечаянно наступили на лапу.
Володю отвели в кабинет директора. Надежда Леонидовна с ним вместе не осталась, но, покидая кабинет, щелкнула замком, закрывая «типа» на ключ. Володя сидел на стуле, свесив голову на грудь и положив руки на колени. Он чувствовал внутри пустоту и холод. Так тоскливо и плохо ему давно не было. Больше всего он боялся сейчас взгляда мамы, не сердитого, не осуждающего, а печального и жалкого. Но в дальнем уголке его сознания сейчас трепетал едва теплившийся огонек — Володя понял, что исчезнувшая скрипка Орланди на самом деле заключает в себе страшную тайну, так и не разгаданную им.
Первым прибыл оперативник в штатском — молодой, жизнерадостный и красивый, но без собаки. Заскрежетали ключи, и в сопровождении директора и хранительницы фондов он вошел в кабинет, остановился перед Володей, поиграл на раскрытой ладони ключами от автомобиля и сказал:
— Ладно, пойдем в зал, похититель скрипок.
Когда все снова оказались рядом с открытым шкафом, оперативник, посмотрев на отверстия в стенде, из которых торчали куски проволоки, спросил у Володи:
— Вот этими кусачками перекусил?
Веселый тон милиционера ободрил Володю, и он ответил:
— Да. Кусачки я взял в архиве, это внизу, я там работаю.
— Ага, понятно. Ну-ка, расскажи нам, что случилось и зачем ты снял скрипку.
Володя не заметил того, как за его спиной, всего шагах в двух, встала мама, не понимающая еще, для чего её вызвали в музей, а поэтому скорее растерянная, чем испуганная.
— Значит, так, — заговорил Володя, — мне очень хотелось провести смычком по струнам скрипки, вот я и взял кусачки…