Скульптор и скульптуры

После таких потерь, Надеждин понимал, что в мире ничего нового нет и быть не может. Всё уже где-то было и есть. Если здесь и появляется что-то новое, то где-то это уже, давно забытое и старое. И с женщинами всё в точности так же. Кто-то и до него, пытался делать то же самое, так же пытался тянуть женщину на самый вверх, но иссяк, надорвался, и обозвав её «курицей и дурой» ушёл в пустынь, в лес, и ещё чёрт знает куда, лишь бы от неё подальше. Стремление тащить бедную «Дюймовочку» наверх, сохраняется, пока в тебе самом кипят страсти и чувства.

И всё-таки, где-то глубоко в Душе Надеждина жила уверенность, что женщина может быть другом, что она может быть очень мудрой, и что возможно, именно его новая влюблённость станет его большой любовью, так как будет в состоянии понять, чего он от неё хочет. А поняв, она, благодарная скажет: «А давай пойдём вместе. Пойдём не за новым кухонным столом в магазин, а пошагаем к звёздам. Давай удвоим наши силы».

Но, пока таких женщин Надеждин не знал. Даже самые юные, уже, были безнадёжно испорчены родителями, подругами и другими существами.

И вот теперь, лёжа под елью, в осеннем промозглом лесу, он понял, что он «приплыл». И что, видимо, (он оставлял ещё себе надежду), ему не повезло в этой жизни точно также как и многим другим до него. Он был абсолютно пуст. Он не нашёл свою вторую половинку.

– Наверное, здесь не обходится без слуг Дьявола, – думал Надеждин. Ведь кто-то же подводил всех этих дур к нему, кто-то взрывал его чувства, чтобы потом порадоваться и поплясать на их обломках.

Он был абсолютно пуст. Он не нашёл свою половину.

Надеждин тяжело встал и, бормоча себе под нос: «Эх, Муза, Муза, где же ты была…», – пошёл из леса в город.

Глава 17

Там, где вечно дремлет тайна,
Есть нездешние поля.
Только гость я, гость случайный
На горах твоих, земля.

Широки леса и вводы,

Крепок взмах воздушных крыл.
Но века твои и годы
Затуманил бег светил.

Не тобой я поцелован,

Не с тобой мой связан рок.
Новый путь мне уготован
От захода на восток.

Суждено мне изначально

Возлететь в немую тьму.
Ничего я в час прощальный
Не оставлю никому.

Но за мир твой, с выси звёздной,

И тот покой, где спит гроза,
В две луны зажгу над бездной
Незакатные глаза.

Надеждин шёл то по железнодорожным шпалам, то по рельсам, с трудом сохраняя равновесие. До города было километров сорок. Можно было ехать на электричке, на автобусе и даже на такси. Но Надеждину было плохо. Дома его никто не ждал. Его, вообще, никто нигде не ждал. На родной земле он уже давно жил вне времени и пространства, без семьи, и без родины. Это его вполне устраивало, но сегодня он был в депрессии.

По пути в город, он зашёл в сельмаг. В магазине он купил пол-литра водки, две большие луковицы и булку «Здоровье». И теперь, шагая по шпалам, он пил водку, закусывая её луком и хлебом. Сделав очередной глоток, он вставал на рельсы и проверял достаточно ли пьян, чтобы не свалиться с них. Монотонность шпал и бесконечность рельс делали своё дело – они успокаивали Надеждина. А мчавшиеся мимо электрички и железнодорожные составы приветствовали его долгими гудками, обдавали ветром и запахом железа вперемежку с машинным маслом. Этот грохот, дрожь земли и запах возвращали городского жителя к жизни.

Наконец, он достиг того блаженного состояния, когда рельсы стали слишком узкими, чтобы на них можно было стоять, а шпалы слишком выпирали из земли, чтобы не запинаться об них.

Интуиция подсказывала Надеждину, что следующий приветственный гудок тепловоза может стать для него прощальным. Он ещё помнил, что ему было плохо, но, в его голове наступило полное затмение, и он напрочь забыл причину своей депрессии. Он даже начал напевать какую-то песенку о водке, железной дороге и встречах на ней. Водка закончилась, но с железной дорогой Надеждин расставаться не хотел. Как былинный богатырь Илья Муромец, он приложил ухо к рельсу, чтобы услышать, что по нему мчится. На его счастье сталь молчала. Он начал «моститься» головой на рельсе и засыпать. Но, его тело абсолютно не желая такого вот конца, упёрлось руками и ногами в рельс и оттолкнувшись от него, кубарем скатилось с насыпи вниз. И без того пьяный Надеждин, скатившись вниз и полностью утратив ориентацию был абсолютно счастлив. В блаженном состоянии он пополз туда, куда было проще, вниз к кустам. В кустах, как партизан в засаде он и задремал.