Скульптор и скульптуры

Холодный мелкий дождик, шум качающихся от ветра деревьев, напоминали Надеждину о внешнем мире. Внутренний мир продолжала согревать водка. Он сделал вывод, что водка в таких случаях единственное спасение от холода внешнего мира. Он залез под ель. Её густые и раскидистые ветви не пропускали ни дождь, ни ветер. Надеждину стало спокойно. Он лёг на спину и стал искать причину, вдруг обрушившейся на него внутренней опустошённости. Причину он нашёл быстро. Он решил, что не нужно было отказываться и заглушать свою влюблённость к Аннушке. Нужно было парить на волне этой влюблённости как можно дольше. Чёрт с ней, с Аннушкой – думал Надеждин, – разве она причина его влюблённости. Причина – это его Душа, его Муза, а Аннушка просто милое дитя пробудившее их. А он их предал, он пошёл против них.

Надеждин был сто процентным мужичком. Уж если ему приходила в голову мысль о женщине, а вместе с ней и желание, то всё в Надеждине опускалось ниже пупка и требовало: «Вынь да положи». Раньше срабатывало без последствий. Раньше ему было абсолютно всё равно в кого быть влюблённым и с кем спать. Часто эти женщины и его устремления не совпадали, но его не мучила совесть и он никогда не чувствовал себя пустым и заброшенным. Что-то произошло в нём. Ас Надеждин был сбит. И теперь он лежал под еловыми ветками и смотрел вверх. Ветви ели были так густы, что неба Надеждин не видел. Но он видел, что мир над его головой живёт как ни в чём не бывало. Паучок раскинул паутину и ждёт свою муху, жук ищет место для зимней спячки…

– Как им хорошо, – думал Надеждин, – они обречены Богом всё делать правильно. Правильно ползать, правильно летать, правильно, по своему, по насекомому, жить. Даже если кто-нибудь из них зазевается и станет добычей другого или просто будет раздавлен ногой грибника, то и это будет правильно. Всё у них правильно. А у человека обнаружился интеллект. Ум – «маразум». И с тех пор, никто ничего не может понять. Что правильно? Что неправильно?

– И зачем я растратил столько сил и времени на женщин, которых совсем не любил. Эта запоздалая мысль привела Надеждина к мысли о своём возрасте.

– Раньше, – размышлял он, – я бы перемахнул это событие, как узкий ручей, одним махом, а теперь, – он сбил муху щелчком пальца с лацкана плаща прямо в паутину, – теперь, былое и думы. Для таких как Аннушка я уже старик, для таких как, окольцованная полубогиня, воспоминания о днях минувших, о своих бывших.

Надеждин отчётливо увидел свою жизнь со стороны. В его жизни не было ничего постоянного. Поэтому женщины, хоть и тянулись к нему, хоть и любили его, но в итоге, предпочитали ему, хоть грешного забулдыгу, но понятного им и главное управляемого. Да и Надеждина никого не держал возле себя. Он говорил своим женщинам: «Живите рядом. И это всё». Не вместе, а рядом. Это их и пугало.

Надеждина никого не удерживал. Сам он любил один только раз, ещё в ранней юности, но очень пылко, очень нежно. Это чувство он хранил в самых заповедных уголках своей души, хотя и понимал, что именно тогда и «перегорел».

Потом ему нравились женщины. Он влюблялся. Как правило, он влюблялся, увидев красивую женщину в бедности. Дешёвой, коротенькой сатиновой юбчонки и обтягивающей тонкое тело водолазки или кофточки, было достаточно, чтобы он потерял голову. Он не бросался на этих женщин в стремлении обуть, одеть и украсить драгоценностями. Желающих плодить мифических лярв хватало и без него. Он осторожно и бережно открывал им новые грани жизни. Он их учил говорить, он их учил думать, он их учил любить. С Надеждиным они быстро шли в гору, их двигали вверх на работе, у них появлялись деньги, они начинали нравиться себе и другим. Но, всякий раз, достигнув какого-то своего внутреннего покоя и материального благополучия, они останавливались и не хотели идти дальше. Надеждин говорил им: «Не останавливайтесь, то куда вы пришли, это даже не середина пути». Но, они переставали его слышать. Они начинали считать, что это им самим так свезло, и что это от их женского ума и красоты все блага.

Надеждин начинал скучать и уходил от одних к другим. Какой смыл продолжать, если женщина пришла к своему концу. Благо красивых женщин в бедности вокруг Надеждина было не меньше чем воробьев, встречались среди них и подающие надежды на понимание. Но ему не везло.

Девушка иль дама иль старуха –
Содержанье неизменно здесь:
На уме одна лишь бытовуха,
Чепуха и выгода и спесь.

В материнстве чуть мелькнут просветы –

Комплекс этот заиграет вновь;
На цепи у этого букета
Даже их сердечная любовь.

Этот комплекс как заголодает –

Ты увидишь, будешь сам не рад:
Под красою их и обаяньем
Зубы безобразные торчат…
Владимир Мусин, Санкт-Петербург