Он стоял в другом конце помещения на лестнице. Настолько светлый, насколько остальные были темными. Такой знакомый. Такой настоящий посреди моря чуждой лжи. Ангел, сказал бы отец Броуди. Но отец Броуди ничего не знал о Римере.
Музыка входила в Хирку, как будто она глотала ее. Музыка билась. Росла. Ример не видел ее, и это хорошо, в противном случае ее разорвало бы, как когда-то разорвало Куро. Тело пронизывали ледяные уколы, и все же Хирке стало жарко. Щеки раскраснелись. Наверное, такое испытываешь, когда замерзаешь насмерть? Мерзнешь так сильно, что тебе становится жарко?
Белые длинные волосы. Узкие губы. Широкие кожаные ремни, пересекающие грудь. Он такой сильный. Такой настоящий. Полностью готовый к бою.
Он шел вдоль перил, и девушки оборачивались ему вслед. Они толкали друг друга и бросали на него взгляды, как наверняка не раз делала Силья. Девушка с бедрами, перепоясанными черными ремнями, остановила его и наклонилась в его сторону. Она что-то шептала ему на ухо. Слова, которые Ример не мог понять. Слова, которые Хирка не могла услышать. И все же они лишили ее сил.
Момент для этого был самый что ни на есть неподходящий. Хирке предстоит разобраться с двумя слепыми, и ей потребуется вся доступная сила. Прибыв сюда, Ример все испортил. Он поставил на карту несколько миров. Сделал ее уязвимой. Нанес упреждающий удар. Хирка прижала к груди кулак, но отчаяние оказалось сильнее нее.
Ример оглядывал толпу, искал кого-то глазами. Потом он посмотрел вверх и увидел ее.
Волчьи глаза.
Он уцепился за нее взглядом и принялся протискиваться сквозь толпу. Он исчез за нишей, и на какой-то миг Хирку охватила паника. Она перестала видеть другую сторону помещения. Неужели Ример ей привиделся? Неужели он – всего лишь фантазия, рожденная колдовством этого места? Но вот он вынырнул из-за угла и оказался прямо перед ней.
Ример стоял прямо перед ней.
Хирка сглотнула.
– Что ты здесь делаешь? – она едва слышала свой голос через грохот музыки. Он не ответил. Просто стоял, как камень в круге ворона. Высокий и неподвижный.
Она ухватилась за перила, чтобы не вцепиться в него. Потому что ей очень этого хотелось, так хотелось, что она испугалась.
– Ты понимаешь, что сделал, Ример? Это место не для тебя. И не для кого.
– Я пришел, чтобы предупредить тебя насчет Всевидящего. Я пришел, чтобы спасти тебя, – ответил он. Его голос. Хриплый восхитительный голос. И идиотские слова.
– Спасти меня? Ты пришел, чтобы спасти меня? Это я должна спасти
Она перекрикивала поющего на сцене мужчину, и каждое ее слово было истиной. Присутствие Римера в этом мире делало ее бессильной. Она – обнаженный нерв. Ее легко увидеть. Легко ранить.
– Неужели, похоже, что меня надо спасать?! Ты покинул Имланд, покинул свое кресло. А твой хвост… – она взглянула вниз. Все как она и думала. Он стал бесхвостым. Как на картинках, которые ей показывал Стефан. Казалось, он что-то забрал у нее. То, что никогда ей не принадлежало. И это вызвало у нее приступ ярости, а она даже не догадывалась, что может испытывать такой гнев.
– Все это, – кричала она, – все это только ради того, чтобы явиться сюда и рассказать мне то, что я и так уже знаю?!
Он кивнул. Его губы исказились болью. Глаза стали холодными.
Потом она заметила бледную полоску на его горле. Шрам. Он шел от середины шеи вправо.
У него в горле клюв. Что-то отвратительное внутри. Слеповство. Погибель. Он мертв. Уже мертв. Но от него исходил только запах жизни. Удивительный, прекрасный запах жизни. Запах Римера.
Хирка подняла руку и потянулась к шраму. Он схватил ее до того, как она успела прикоснуться к нему. Его рука огнем обожгла ее запястье. Он пристально смотрел на нее. Близкий и беспощадный.
– Я пришел, чтобы сдержать обещание, – произнес он. – Я пришел, чтобы рассказать, что гниль совсем не то, что ты думаешь.
Хирка не знала, плакать ей или смеяться.
– И это я знаю.
Тепло его ладони проникало под кожу, растекалось по руке и кралось к сердцу. Неужели оно перестанет биться? Станет ли ей не так больно, если она прикоснется к нему?
Он отпустил ее запястье, как будто тоже обжегся. Хирка хотела опустить руку, но та будто зажила своей жизнью – легла на грудь Римера и ухватилась за кожаные ремни. Большего ему не требовалось.
Его губы коснулись ее губ раньше, чем она об этом подумала. Он Ример. Он все, что она помнит. Дикий. Суровый. Требовательный. И у нее не имелось ни единой причины мешать ему.
Он поцеловал ее. Ощущение было такое, словно ее вырвали из сна в Шлокне. Глаза жгло, ей казалось, она плачет, но это не имело значения. Ничто, кроме его поцелуя, не имело значения. Только он. Прикосновение его губ к ее губам. Желание. Голод. Их отбросило назад. Ее спина ударилась о стену. Он прижался к ней всем телом и взял ее лицо в свои ладони. На какой-то миг их губы утратили контакт, и она притянула его к себе. Ей было страшно представить, что он может исчезнуть.