Скворцов-Степанов

Кроме И. И. Скворцова-Степанова, в редакцию «Известий» включены были также большевики В. С. Попов-Дубовский (брат писателя А. С. Серафимовича), его жена М. М. Попова (Костеловская) и Кац (Светлов), ставший впоследствии лидером группы эсеров-максималистов. Кац неплохо владел технической частью выпуска газеты, а Попова стала отвечать за «связь редакции с внешним миром» (так называли в шутку ее обязанности члены редакции), прежде всего с Московским Советом. Пожалуй, наибольшая ответственность состояла в том, что в первые дни работы после Февральской революции редакция сама определяла желательные темы статей. Вся техническая часть по вычитке материалов также легла на плечи Ивана Ивановича и его коллег. Правда, в редакцию заходили студенты и предлагали свою помощь, но трудоемкая работа, требовавшая большого терпения, усидчивости, быстро охлаждала их пыл, уже через два-три часа, как вспоминал об этом Скворцов-Степанов, вкусив тайны корректорского искусства, «молодой человек начинал скучать», а затем под разными предлогами отлучался и больше не возвращался. «Это были молодые люди, главным образом студенты из обеспеченных семей и интеллигенты, так быстро и в таком неисчислимом количестве нахлынувшие на революцию, но потом столь же быстро отхлынувшие от нее».

Рост масштабов революции усложнял, конечно, характер взаимоотношений втянутых в нее неоднородных социальных сил. Массы революционного народа, участники митингов, демонстраций, собраний, забастовок, упоенные сравнительно легкой и в большинстве случаев «бескровной» победой, туманно представляли себе новое устройство общества, слабо разбирались в позициях различных партий. Нередко и рабочие организации, коллективы, группы, не говоря уже о солдатских и полупролетарских слоях населения, громко заявляли о своей революционности. В результате возникло немало разнообразных комитетов разнородного классового и партийного состава.

В Москве, как и в Петрограде, соглашательство меньшевиков и эсеров привело к двоевластию. Не встречая серьезного сопротивления со стороны масс, московская буржуазия захватывала ключевые позиции управления городом.

2 марта, в восемь утра, вышел первый номер «Известий Московского Совета», в создание которого Иван Иванович Скворцов-Степанов вложил много сил. Газета быстро разошлась, и уже на следующий день в редакцию стали приходить рабочие, солдаты, предлагая свои заметки, сообщая последние новости. В городе было еще неспокойно. Взволнованные наборщики рассказали Ивану Ивановичу, что с крыши большого дома у Никитских ворот стреляют спрятавшиеся там городовые. Выстрелы доносились до редакции и с Тверской улицы, где было ранено несколько человек.

В негодовании Скворцов-Степанов садится и пишет статью «А Романовы еще топорщатся? Пора объявить их окончательно низложенными!». В это время в редакцию зашел товарищ председателя Моссовета меньшевик И. И. Егоров и после ознакомления с содержанием памфлета Ивана Ивановича заявил, что «печатанье надо отложить», ибо (Егоров долго подбирает аргумент, что-то мычит невнятное)… ибо статья «идет дальше решений Московского Совета». Иван Иванович пытался доказать абсурдность таких утверждений, потом сел за телефон, но связаться с Моссоветом так и не смог. Пришлось статью отложить.

В таком весьма неопределенном положении было выпущено пять номеров «Известий». По решению МК РСДРП большевиков из редакции вышли В. С. Попов и М. М. Костеловская. Однако Скворцову-Степанову по-прежнему поручалось руководить газетой (с этим после ряда проволочек вынужден был согласиться и исполком Моссовета — слишком популярен был он в рабочей среде и в журналистских кругах).

Поскольку «Известия Московского Совета рабочих депутатов» считались межфракционной газетой, в ее редакции появились два представителя от соглашательских партий, за которыми пока было большинство в Совете, то есть меньшевиков и эсеров. Меньшевики сначала направили в редакцию Д. А. Кипена, но потом заменили его Б. С. Кибриком. От эсеров первое время представителем значился Рокотов, затем М. Я. Гендельман. Оба вскоре перестали появляться в редакции. Лишь несколько недель спустя эсеры направили в редакцию Л. М. Арманд, отличавшуюся заметной аполитичностью. Она регулярно посещала заседания редколлегии, заявляла о своем «неодобрении общего курса газеты», но, по существу, интересовалась только положением с народными домами и писала заметки о вреде ханжи (так в ту пору называли суррогат алкогольного напитка) и политуры… «в столь острый политический момент в России».